Сам он закрывает глаза и поднимает лицо к солнцу, купаясь в его горячих лучах. В такие минуты я смотрю на него и годы словно бы исчезают без следа, я снова вижу того красавца-мужчину, в которого влюбилась без малого пятнадцать лет назад. До сих пор я способна пролить слезы при воспоминаниях о головокружительной бездне, в которую затянула нас обоих вспыхнувшая тогда любовь.
Ну а сейчас… мы больше похожи на пожилую семейную чету. Хотя наши отношения не скреплены брачными обетами, я вполне полагаюсь на нашу любовь и дружбу, на данное им слово. Я по-прежнему боготворю Луи, но и его недостатки стали для меня заметнее. В молодости я была слепа, а теперь-то я хорошо знаю, что он всего лишь человек – робкий, нерешительный, погруженный в свои удовольствия. Я знаю, на что он способен, а на что – нет. Наверное, это и есть любовь.
– Интересно, закончил ли Дюбуа изготовление мушкетов? – обращаюсь я к королю. – Нужно ли мне послать кого-нибудь для проверки?
Луи отрицательно качает головой и берет меня за руку, потом снова откидывается на спинку кресла и закрывает глаза.
– Нет, это не к спеху. Здесь, в этом саду, так чудесно, что мне даже двигаться не хочется.
Я ласково сжимаю его руку и смотрю, как мадам Виктория присела рядом с малышом, герцогом Беррийским, и протянула ему для ознакомления червячка. Она улыбается племяннику, сжимает его в объятиях. В ответ застенчивый, неуклюжий мальчуган сияет, потом вдруг быстро роняет червяка в траву: к ним приближается герцог Бургундский, выставив вперед шпагу, и громко объявляет, что намерен проткнуть эту добычу.
«Я счастлива», – осознаю я. Счастлива. Да, там, в глубине, я отчаянно работаю лапками, но ведь такой жизни я и хочу. Мне хотелось бы вечно сидеть вот так рядом с Луи, в саду, когда наша жизнь начинает клониться к закату. Хочу держать за руку его, окруженного своими родными, своими наследниками, в мире и согласии. Как бы мне хотелось запечатлеть эти мгновения на полотне или в камне, дабы сберечь их вопреки надвигающимся переменам.
Глава шестьдесят четвертая
Лебель отыскал ее в Гренобле, по рекомендации ее сестры. Дочь почтенного буржуа, девушка настаивает на том, чтобы иметь собственный домик в пригороде Парижа, близ королевского охотничьего замка Ла-Мюэтт. Лебель все устроил, не посоветовавшись со мной, и этот факт не идет у меня из головы, причиняя легкое беспокойство.
Меня изо всех сил стараются уверить в том, что эта молодая женщина весьма незаурядна.
– Это ожившая статуя, на голову выше всех прочих женщин! Это Елена, Афродита!
– Ее волосы, черные как вороново крыло, ниспадают до самой земли, что само по себе – выдающееся достижение, если принять во внимание ее рост.
– Я всегда считал, маркиза, что ваш цвет лица великолепен, – по крайней мере, был таким раньше. Но когда я увидел ее кожу… это что-то…
– Она настоящая ама… ама… как там называют воинственных женщин из Бразилии? Аматоры? Амаретты? Нет, амаретто – это же напиток, кажется?
Ее зовут Анна Куппье де Роман. Похоже, что Луи влюбился в нее с такой силой, на какую только способен. Когда у нее родился сын, я была готова исполнить свой долг и подыскать малышу имя, но Лебель сообщил, что король уже нарек его именем Луи-Эме де Бурбон[32].
Эти три слова дают повод к нешуточной тревоге. Ведь Луи никогда особо не интересовался своими бастардами, число коих множится год от году. В прошлом году их родилось двое, в нынешнем – бог знает сколько. Имена всем даю всегда я, а потом определяю их в монастыри или в школы, иногда вместе с матерями, которые вполне удовлетворены полученными небольшими пенсионами и брошками с алмазами.
Но имя, данное этому младенцу – Луи-Эме де Бурбон, – звучит как официальное признание отцовства. Множатся слухи о том, что король намерен узаконить мальчика, что мадемуазель де Роман скоро переедет во дворец и займет мое место – то ли через неделю, то ли к Иванову дню, – что король безумно любит мать и дитя. Говорят, что она называет сына монсеньором, будто он и впрямь законный сын короля, что ее переполняет тщеславие.
– Глупости, – сердито отвечает на это Франни. – Вам же известно, что он никогда не проявлял ни малейшего интереса ни к одному из своих бастардов. Они причиняют ему только беспокойство, да и стоят не так уж дешево.
– Но сейчас все не так. Прежде он никогда сам не нарекал детишек именами. – Не могу унять дрожь с той минуты, как услышала эту новость, которая поразила меня до глубины души. Луи-Эме де Бурбон. Я подумывала назвать его Романом де Гренуйлем, обыграв фамилию матери и название ее родного городка (что значит «лягушка»). Поговаривают о том, что король уже подписал свидетельство о крещении. Надо будет поручить моим людям отыскать и выкрасть этот документ, официально подтверждающий отцовство Луи.
– Да посмотрите, как мало интереса он проявляет к графу де Люку, – продолжает Франни, имея в виду сына Полины де Винтимиль. – Парню уже двадцать, а ему до сих пор из королевских сундуков даже на полк не дали[33]! Кроме того, мне говорили, что она чудовищно заносчива, скоро королю это надоест. Вы-то должны понимать, что ваши два величайших достоинства – гибкость и умение терпеть.