Здесь же я занимаюсь делами менее приятными, но не менее важными.

Лакей ввел в кабинет Лебеля.

– Здравствуйте, Гийом, – ласково обращаюсь я к нему. – Будьте любезны садиться. – Бывает зло неизбежное, и хотя мне глубоко противно его ремесло, я предпочитаю иметь в лице Лебеля друга, а не врага. Он человек рассудительный, и, коль уж мне нужен напарник в этих ужасных преступлениях, пусть таковым будет лучше он, чем кто-то другой. – Я искренне благодарна вам за то, что вы явились на мой зов так быстро.

– А как же иначе, мадам, как же иначе? – Держится он настороженно. Знает мои привычки и понимает, что встреча с глазу на глаз может быть вызвана только важными причинами.

– Мне вот докладывают, что одна из новеньких девушек… – я сверяюсь с бумагой, чтобы не ошибиться, – Доротея… что она… э… – и бросаюсь с обрыва в воду, – заражена.

Лебель побледнел и поднял на меня глаза. Он, как и его хозяин, стареет, на его лице резче проступают морщины, вызванные неумеренным образом жизни. Я же знаю, что он сопровождает короля в город, и пока король… На этом месте я прерываю течение своих мыслей, дабы они не зашли слишком далеко.

– Это дело серьезное, Лебель, – говорю я, постукивая пальцем по лежащей на столе бумаге. – Очень, очень серьезное.

– Да уж конечно. – Он берет в руки полученное мной письмо и читает. Лицо покрывается бисеринками пота, а расплывающиеся на камзоле темные пятна указывают на то, что и подмышки у него вспотели.

– Где она сейчас? – интересуюсь я.

– В городе, на улице Сен-Медерик.

– Король был у нее?

– Еще нет, еще нет. Ему слишком старательно выщипали брови, и мы решили подождать несколько недель, пока они снова не отрастут… Король же не любит накладные брови, как не любит и очень редкие… – Голос прерывается, когда до королевского камердинера доходит весь ужас того, что могло произойти.

Короля спасли выщипанные брови! Впрочем, случались вещи и поудивительнее.

– Мы должны благодарить Бога за Его спасительное вмешательство.

– Должны, – соглашается Лебель.

Он внимательно всматривается в мое лицо, пытаясь измерить глубину моего гнева. А гнева-то у меня почти нет, я склонна больше винить в происшедшем себя.

– Значит, отошлите ее прочь, а на будущее ведите себя поосторожнее с этим господином, который называет себя графом дю Барри, а по-моему, является заурядным сводником. По имеющимся у меня сообщениям, он развратник самого гнусного сорта, жалкий человечишка, который не выходит за пределы круга низшего дворянства. Его прозвище – Повеса – подходит ему как нельзя лучше.

– Разумеется, разумеется. – Лебель взял сказанное на заметку и понял, что я дарую ему прощение. – Сартин хорошо сделал свое дело, – констатирует он, имея в виду начальника парижской полиции, назначенного не так давно, – прежний ее начальник, Беррье, получил пост морского министра.

– Он действительно разобрался в деле наилучшим образом, однако не ему бы следовало делать подобные открытия, – говорю я, подчеркивая каждое слово. Выдерживаю небольшую паузу и ныряю в еще более холодную воду: – А как обстоят дела с остальными?

– Хорошо, мадам, очень хорошо. Дело с устройством брака девицы Эно подвигается. Девица Люси снова беременна, скоро это станет заметно.