Впервые смотрю на него с чувством сродни холодности. Он – упрямец, даже когда знает, что поступил неправильно; взгляд у него глуповат, голова чуть наклонена. Но я все это уже видела раньше и больше не хочу этого видеть.

Повисает молчание, он вздыхает, дергает себя за парик, разглядывает новый туалетный столик, который я установила у окна.

– Отличный столик, – замечает он. – А что за дерево? Это же не красное дерево.

– Эбеновое, – лаконично отвечаю я. И делаю глубокий реверанс. – Я уеду, Луи. Я уеду. Удалюсь в Бельвю или в монастырь. – Мой голос срывается, и я вспоминаю, как в молодости я заранее готовила подобные сцены. Довольно, на сей раз я не на сцене.

Он качает головой, но молчит.

– Я больше не могу так жить! Не могу. Эти глупые девки, эти заговоры. Вы должны отпустить меня!

Я вижу, что его ошеломила моя холодность, и чувствую, что старое сочувствие возвращается, желание баюкать, успокаивать. Я прикусываю губу сильнее обычного и чувствую привкус вермильона пополам с кровью.

Он встает и прохаживается по комнате, какое-то время смотрит на эбеновый столик у окна.

– Ты столько для меня значишь, – наконец произносит он.

– Я хочу уехать.

– Нет, ты не можешь… ты не можешь… – Он запинается, краснеет, не может продолжать. Вот он, мужчина, который всю жизнь провел, прячась от внешнего мира. Ему очень льстит, что он недоступен. Я знаю его лучше всех, но все равно до конца его не знаю и, быть может, никогда не узнаю.

Мы какое-то время замираем в молчании, я задерживаю дыхание. Неужели я хочу этого? Я начинаю молча плакать, издавая жалкие и нерешительные всхлипы. Я ищу только покоя. Почему мне не дадут покоя?

Он подходит к постели, притягивает меня к себе, неожиданно настроенный решительно и твердо. Он обнимает меня, и внутри все замирает: как давно я не чувствовала его объятий.

– Любимая моя, ты столько для меня значишь. Ты никогда не уедешь. Никогда. Даю слово.

Я вздыхаю, пытаясь сдержать слезы. Обещание, слова, о которых так давно мечтала, – с годами прогнили.

– Обещаю, – вновь шепчет он и прижимает к себе крепче.

Я отстраняюсь и вытираю глаза.

– Ты обещаешь, Луи, но потом… потом что-то… кто-то… заставит тебя передумать.

– Нет, – горячо протестует он. – Нет, я никогда тебя не отпущу, не отошлю. Будь в этом уверена, милая моя. Прошу тебя. Я даю тебе слово.

Обещание, которого я ждала столько лет. Его слова должны успокоить меня, но я им почти не верю. Только беззащитность на его лице придала мне уверенности, и той ночью я хорошо сплю, отчаянно цепляясь за ту часть моей веры в него, которая все еще жива.