Глава шестьдесят первая

Зима выдалась холодная, лютая, и король с придворными перебрался в Трианон[24] – дворец поменьше, зато более уютный, чем Версаль, да и обогреть его было гораздо легче.

Мы покидаем дворец, сразу ставший печальным и пустынным, словно на Новый год. Одна только мадам Виктория, третья Дочь Франции, остается здесь: она больна. Луи целует меня на прощание и заверяет, что он придет навестить принцессу, а после этого будет всю ночь развлекаться в городе. Я желаю ему всего доброго и напоминаю, что завтра предстоит заседание Государственного совета.

Мы расстались, а за этим последовало жестокое напоминание о том, что соперницы являются не только в человеческом обличье.

Злосчастный безумец, в котором будто воплотилось все наше беспокойное время. Фанатик-одиночка, вбивший себе в голову, что, нанеся удар королю, он сумеет покончить со всеми недугами, терзающими нашу страну.

Дамьен напал на короля под портиком у входа в Мраморный дворец, когда Его Величество покидал Версаль в тот январский день. Он не обнажил голову в присутствии короля, то есть допустил вопиющее нарушение этикета, но, прежде чем гвардейцы успели схватить его… нож прошел сквозь теплый плащ короля как раз против сердца, и Луи, мой милый, обожаемый и грешный Луи, упал на ступени крыльца, а рано наступившие зимние сумерки лишь усилили суету и панику среди придворных.

Нам в Трианон сообщили о покушении на жизнь короля, и все тут же устремились в Версаль. Дорога оказалась забита сплошной чередой карет, ночная тьма все сгущалась, многие выбирались из экипажей и бегом спешили ко дворцу, воображая на ходу, какое благородное зрелище они являют собой, столь красноречиво выражая свое горе.

Быстро стало известно, что король не погиб, однако остается в смертельной опасности из-за кровотечения. Я испытала огромное облегчение, но горе мое от этого не уменьшилось. Мне ничего не нужно, только бы увидеть его, положить ему на лоб свою прохладную ладонь, снимая жар, поцеловать его в губы, силой моей любви врачевать его раны. Но во всем этом мне отказано: заботу о государе взяли на себя члены королевской фамилии. Мне вспоминается Марианна, его первая фаворитка, которая в Меце осталась с больным и забаррикадировала дверь в королевские покои. Здесь же о подобном и помыслить невозможно.

В моих комнатах уже растопили камины, а друзья вперемешку с врагами спешат утешить меня и тайком позлорадствовать. Благодаря своему ремеслу мой милый Кенэ получает доступ к раненому и вследствие этого становится связующей нитью между моими апартаментами и королевскими покоями. Он держит меня в курсе того, как развиваются драматические события.

– Постель, на которую его положили, не застелена: слуги же не предполагали, что король будет ночевать здесь. Срочно необходимы простыни, тогда ему будет удобнее.

Еще через час, проведенный в постоянной тревоге:

– Приехали Дочери Франции – мадам Аделаида и мадам София. Когда они увидели, что отец лежит на голом матрасе без простыней, им стало дурно. Едва сумели привести принцесс в чувство. Да, там ведь все испачкано кровью, – добавляет он, будто случайно вспомнив эту деталь.

Над дворцом сияет луна, а в каждом окне теплятся свечи. Кенэ рассказывает, что в толчее у дверей королевской опочивальни граф де Вивон разорвал на себе камзол, а один из лакеев от горя обезумел.

– Потом явилась королева, лишилась чувств, и ее пришлось уносить оттуда. Мадам Виктория, сама больная, потребовала, чтобы ее отнесли к отцу, но лекари не разрешили, и она тоже лишилась чувств – впрочем, в своей комнате.

Еще через некоторое время:

– Простыни отыскали и постелили, теперь король почивает спокойно. Рана не тяжела, но опасаются, не был ли нож отравлен.

Яд! Комната закружилась у меня перед глазами, потом исчезла вообще. Когда глаза открылись, я лежала на ковре, Николь обмахивала меня веером, а добрая подруга Мири поглаживала мне руку, словно ласкала одного из своих кроликов.

И тут Кенэ приносит самую зловещую новость из всех возможных. Он опускается на колени и берет меня за руку:

– Король попросил позвать своего духовника.