В это мгновение дверь распахнулась, и в палату ввалилось многочисленное семейство Толомеи, окружив павшего героя воплями и сетованиями. Они явно в общих чертах узнали о случившемся от докторши, потому что жена Пеппо, Пия, посмотрела на меня колючим взглядом, отпихнула в сторону и заняла место подле супруга, а остальные не произнесли ни одного слова благодарности. В довершение моего унижения старая Нонна Толомеи приковыляла к двери, как раз когда я собиралась незаметно выйти. У старухи не было сомнения в том, чья преступная глава повинна в этой заварушке.
— Ты! — зарычала она, направив обвиняющий перст прямо мне в сердце. — Bastarda!
Она сказала что-то еще, но я не поняла. Завороженная ее яростью, как олень светом приближающегося поезда, я стояла столбом, не в силах пошевелиться, пока Алессандро, которому семейные разборки стали уже поперек горла, не взял меня за локоть и не вывел в коридор.
— Фу! — выдохнула я. — Ну и темперамент у этой дамы. Верите ли, это моя тетка. Что она сказала?
— Ерунда, — ответил Алессандро, шагая по больничному коридору со сложной гаммой чувств на лице, основным из которых была тоска по отсутствию под рукой хорошей гранаты.
— Она назвала вас Салимбени! — сказала я, гордясь, что практически уже понимаю итальянский.
— Да, и это не был комплимент.
— А как она назвала меня, я не расслышала?
— Не важно.
— Нет, важно. — Я остановилась посреди коридора. — Как она меня назвала?
Взгляд Алессандро отчего-то смягчился.
— Она сказала: «Ты незаконнорожденная, не считай себя одной из нас».
— Ого. — Я замолчала, переваривая услышанное. — Похоже, здесь никто не верит, что я Джульетта Толомеи. Наверное, я это заслужила. Эта форма наказания специально для таких, как я.
— Я вам верю.
Я вскинула на него глаза, не скрывая удивления.
— Неужели? Это что-то новое. И давно это у вас?
Алессандро пожал плечами и пошел к выходу.
— С той минуты, как я увидел вас в дверях своего кабинета.
Я не знала, как реагировать на неожиданную мягкость, поэтому на первый этаж мы спустились в молчании. Из больницы мы вышли в теплый золотистый свет, который знаменует собой конец дня и начало чего-то менее предсказуемого.
— Джульетта, — сказал Алессандро, повернувшись ко мне и как-то по-хозяйски подбоченившись. — Что еще я должен знать?