— Можете беседовать о чем угодно, — парировал Салимбени, — но девушка моя. Это единственное условие сохранения этого смехотворного мира.

Громкий ропот, последовавший за возмутительным заявлением Салимбени, заглушил крик ужаса, вырвавшийся из уст Джульетты. Скорчившись за колонной, она обеими руками зажала рот, исступленно молясь, чтобы она ненароком ослышалась и речь шла о другой девушке.

Когда она, наконец, осмелилась выглянуть снова, то увидела, как дядя Толомеи обошел Салимбени и вновь обратился к команданте Марескотти с искаженным мукой лицом.

— Дорогой команданте, — сказал он дрожащим голосом. — Дело это, как вы понимаете, тонкое, но мы обязательно найдем какое-нибудь решение…

— Обязательно! — Монна Антония решилась заговорить снова, подобострастно подбежав к нахмурившемуся команданте. — У меня есть дочь, которой сравнялось тринадцать. Она будет прекрасной женой вашему сыну. Вон она стоит, видите?

Марескотти даже не повернул головы.

— Мессир Толомеи, — сказал он со всем терпением, которое смог собрать. — Наше предложение касается только Джульетты. И вы меня весьма обяжете, если спросите ее самое. Мы, слава Богу, не варвары, чтобы распоряжаться женщинами как скотом…

— Девушка принадлежит мне! — резко ответил Толомеи, взбешенный вмешательством супруги и полученным выговором. — Я могу поступить с ней как захочу. Благодарю за честь, команданте, но у меня на нее другие планы.

— Я советую вам обдумать их еще раз, — сказал Марескотти, угрожающе шагнув вперед. — Девушка привязалась к моему сыну, которого считает своим спасителем, и доставит вам много огорчений, если вы решитесь принудить ее к браку с другим, особенно, — с отвращением глянул он на Салимбени, — с тем, кто открыто пренебрегает трагедией, случившейся с ее семьей.

Перед лицом железной логики Толомеи не нашелся что возразить. В душе Джульетты на миг даже пробудилось сочувствие: стоя между двумя наделенными умом и силой мужами, дядя напоминал утопающего, ухватившегося за первую попавшуюся доску с разбитого корабля и приплывшего к весьма печальному результату.

— Должен ли я понять так, что вы чините мне препятствия, команданте? — спросил Салимбени, снова становясь между ними. — Не станете же вы оспаривать права мессира Толомеи как главы семьи! Меньше всего, — в его голосе послышалась неприкрытая угроза, — дому Марескотти нужна ссора с Толомеи и Салимбени!

Джульетта уже не могла сдержать слез. Она хотела выбежать к мужчинам и остановить их, но понимала, что ее присутствие только осложнит дело. Когда Ромео предложил ей стать его женой — тогда, в исповедальне, — он сказал, что между их семьями всегда был мир. Похоже, теперь миру настал конец, и все из-за нее.

Сиенский подеста Никколино Патрицци с возрастающей тревогой слушал разгоравшийся под самым помостом скандал. И не он один.

— Когда они были смертельными врагами, — задумчиво сказал его сосед, не отрывая взгляда от Толомеи и Салимбени, — я боялся их хуже чумы. Теперь, когда они друзья, я боюсь их еще сильнее.

— Совет Девяти должен быть выше низменных человеческих страхов! — повысил голос Никколино Патрицци, поднимаясь с кресла. — Мессир Толомеи! Мессир Салимбени! Что за тайные сделки в канун Успенья? Уж не торговать ли вы явились в храм Господень?

Тяжелая пауза повисла над собравшимися, когда с помоста прозвучали эти слова. Стоявший под высоким алтарем епископ застыл с поднятой рукой, забыв благословить очередного подошедшего.

— Высокочтимый мой мессир Патрицци! — с издевкой ответил Салимбени. — Подобные слова не делают чести ни нам, ни вам. Отчего бы вам не поздравить нас от всей души, ибо мой дражайший друг мессир Толомеи и я решили отпраздновать наш долгий мир, породнившись!

— Мои соболезнования по поводу кончины вашей жены! — съязвил Никколино Патрицци. — Когда же вас постигла печальная утрата?

— Монна Агнесса, — невозмутимо ответил Салимбени, — не доживет до следующего месяца. Она не встает с постели и не принимает никакой пищи.

— Трудно есть, — пробормотал один из магистратов, — когда тебя морят голодом.