— Нет, — нахмурился маэстро. — Я узнал его по фреске в палаццо Публике. А потом увидел у него на руке орла Марескотти… — Взяв меня за руку, он указал на внутреннюю сторону предплечья: — Вот здесь. Разве вы не замечали у него татуировку?
На несколько секунд я погрузилась в воспоминания и вновь оказалась в подвале палаццо Салимбени, куда пришла жаловаться, что меня кто-то преследует, и где старалась не обращать внимания на татуировку Алессандро. Даже когда я узнала, что это у него не просто сувенир с буйных весенних вылазок в Амстердам, в отличие от двусмысленных картинок на животе Дженис, мне не пришло в голову, что это готовый ответ на загадку. Я слишком увлеклась поисками дипломов и предков на стенах его кабинета, чтобы понять, что этот человек не выставляет свои добродетели в серебряных рамочках, а повсюду носит их с собой в той форме, которую они принимают.
— Ей не очки нужны, — заключила Дженис, потешаясь над моим приступом самоанализа и глазами в кучку, — а новая голова.
— Не подумайте, что я меняю тему, — сказала я, потянувшись за сумкой. — Но не могли бы вы нам кое-что перевести? — Я подала маэстро Липпи текст на итальянском из маминой шкатулки, который уже несколько дней таскала с собой в надежде найти добровольного переводчика. Сперва я собиралась обратиться к Алессандро, но что-то меня удержало. — Это может оказаться небезынтересным для нас.
Маэстро взял листки и прочел заголовок и первые абзацы.
— Это, — сказал он не без удивления, — трактат «La Maledizionesul Muro», «Проклятие на стене». Довольно длинный текст. Точно будете слушать?
VI.II
Чума, чума на оба ваши дома!
Я из-за них пойду червям на пищу…
Проклятие на стене
Сиена, год 1370-й от Рождества Христова
Существуют малоизвестные легенды, участниками которых стали видные люди, поэтому дело замяли прежде, чем оно получило огласку. Наша легенда начинается со святой Екатерины, которая с раннего детства прославилась необычайными способностями. Калечные и увечные шли к ней со всей Сиены, и всех она исцеляла своим прикосновением. Став взрослой, Екатерина посвятила себя уходу за больными в лечебнице при Сиенском соборе Санта-Мария делла Скала, где у нее была маленькая келья с кроватью.
Однажды за святой Екатериной прислали из палаццо Салимбени. Придя, она заметила, что весь дом охвачен страхом. Четверо суток назад, сказали ей, здесь состоялось пышное венчание. Невестой была красавица Мина из рода Толомеи. Хозяева задали великолепный бал, ибо женихом был сын Салимбени и два семейства пировали вместе, празднуя долгий мир песнями и обильными возлияниями.
Но когда в полночь жених вошел в спальню невесты там не оказалось. Он спрашивал слуг, но никто ее не видел, и Салимбени встревожился. Что случилось с Миной? Сбежала ли она по доброй воле или похищена врагами? Но кто осмелится оскорбить благородных Толомеи и Салимбени? Немыслимо, неправдоподобно! Жених обегал весь дом, обыскал каждый закоулок, спрашивал слуг и стражников, но ничего не узнал. Мина не могла покинуть дом незамеченной, да и сердце молодого человека уверенно говорило «нет» подобному предположению. Он был красивым юношей с добрым сердцем, девушка никогда не убежала бы от него. В конце концов, молодой Салимбени вынужден был открыть правду отцу и тестю, и вскоре Мину уже искал весь дом.
Ее искали много часов — в спальнях, в кухне, даже на чердаке, — пока не раздалась утренняя песнь жаворонка. Тогда поиски прекратили. Но когда забрезжил новый день, старейшая женщина клана, монна Сесилия, спустилась в зал к горевавшим гостям, предрекавшим новую войну с теми и этими, послушала их и сказала:
— О, мои скорбящие господа, пойдемте со мной, и я найду вашу Мину. Ибо есть в доме место, где вы не искали, и чует мое сердце, что она там.
Монна Сесилия повела их вниз, в глубокое подземелье, где находились старинные казематы, и показала, что все двери были открыты хозяйскими ключами, связку которых невесте вручили во время брачной церемонии. Монна Сесилия сказала, что сюда не ходят много лет, боясь кромешного мрака. Старики, приглашенные на свадьбу, пришли в ужас, что юной невесте отдали ключи от этих тайных дверей, и спускались, распаляясь от злости и холодея от страха. Ибо они знали, что под домом Салимбени много мрака, что всякое происходило там еще до Великой чумы, и лучше это предать забвению. И они шли за старой монной Сесилией с факелами, все эти знатные, великие мужи, и не верили своим глазам.
Наконец они подошли к комнате, которая в старину служила камерой для наказаний. Старая монна Сесилия остановилась, остановились и все мужчины, и до них донесся слабый звук, похожий на чей-то плач. Заслышав его, молодой жених вбежал в камеру первым. Когда пламя факела осветило дальний угол пыточной, все увидели невесту, сидевшую на полу в тонкой голубой ночной сорочке. Она дрожала от холода и была так напугана, что завизжала при виде мужчин, не узнавая никого, даже своего отца.
Конечно, ее на руках отнесли наверх, в светлые комнаты, и завернули в шерстяную накидку, и дали ей воды и лакомств, но Мина только дрожала и отталкивала угощение. Отец пытался поговорить с ней, но она отворачивалась и не глядела на него. Наконец несчастный взял ее за плечи и ласково спросил:
— Разве ты не помнишь, что ты моя малышка Мина?