Ужином в тот вечер стала паста примавера из банки, приправленная веточкой розмарина с подоконника маэстро Липпи, а на закуску — большая упаковка пластырей на наши ссадины. Мы насилу уместились за столом в его мастерской, разделив столешницу с картинами и растениями в горшках в разной степени увядания, но все равно художник и Дженис весело болтали, как старые друзья.

— Вы сегодня очень молчаливы, — сказал мне маэстро, отсмеявшись и подливая нам вина.

— Джульетта поссорилась с Ромео, — объяснила за меня Дженис. — Он сравнил ее с луной и сильно промахнулся.

— А! — сказал маэстро Липпи. — Он приходил сюда вчера вечером с несчастным видом. Теперь я понимаю почему.

— Он был здесь вчера? — переспросила я.

— Да, — кивнул художник. — Сказал, что вы не похожи на картину, что вы гораздо красивее и куда более — как он выразился? — ах да, фатальны. — Маэстро широко улыбнулся и игриво поднял за меня бокал.

— А он случайно не упоминал, — резко сказала я, не успев смягчить тон, — почему играет со мной в чокнутые игры, вместо того чтобы прямо сказать: «Я Ромео»? Я же принимала его за другого!

Маэстро Липпи удивился.

— Но разве вы его не узнали?

— Нет! — Я горестно схватилась за голову. — Не узнала. Кстати, как и он меня.

— А что вы можете нам рассказать об этом парне? — спросила Дженис. — Многие знают, что он Ромео?

— Все, что мне известно, — пожал плечами маэстро Липп, — он не хочет называться Ромео. Его только родственники так зовут. Это большой секрет, не знаю почему. Он взял себе имя Алессандро Сантини…

Я судорожно втянула воздух:

— И вы с самого начала знали его имя? Почему же мне не сказали?

— Я был уверен, что вам это известно! — парировал маэстро. — Вы же Джульетта! Может, вам нужны очки?

— Извините, — перебила Дженис, потирая ссадину на локте. — А откуда вы знаете, что он Ромео?

Маэстро Липпи остолбенел:

— Я… я…

Дженис вытянула из упаковки новую полоску пластыря.

— Только не говорите, что знали его в прежней жизни.