— Бог знает что! Мужчина? У меня, в моей комнате? — Видя, что Алессандро мне не верит, я перестала смеяться и горячо сказала: — Слушайте, вчера ни в моей комнате, ни на башне мужчины не было. — Я с трудом удержалась от того, чтобы не прибавить: «А если бы и был, то это не ваше собачье дело», — но промолчала, потому, что, в общем-то, не хотела этого говорить. Вместо этого я рассмеялась: — Боже мой, мы ведем себя как семейная пара со стажем!
— Будь мы семейной парой со стажем, — без улыбки сказал Алессандро, — мне бы не пришлось спрашивать. Мужчиной в вашей комнате был бы я.
— Гены Салимбени, — покивала я, — снова подняли свои безобразные головки. Интересно, если бы мы были женаты, всякий раз, уходя, вы сажали бы меня на цепь в подземелье?
Он подумал, но недолго.
— Мне бы не пришлось. Узнав меня, вы не захотели бы никого другого. И, — он, наконец, положил ложку, — забыли бы всех, кого знали до меня.
Его слова — полушутливые, полусерьезные — обвились вокруг меня как стая угрей вокруг утопленника, и я ощутила тысячи мелких зубов, пробующих мою выдержку.
— По-моему, — строго сказала я, скрестив ноги, — вы собирались рассказать мне о Лучано Салимбени.
Улыбка Алессандро увяла.
— Да. Вы правы. — Некоторое время он сидел, нахмурившись, снова принявшись за свое рисование ложкой, и, наконец, сказал: — Надо было вам сразу рассказать. Еще позавчера, но… я не хотел вас напугать.
Я открыла рот, чтобы поторопить его с рассказом и заверить, что я не робкого десятка, когда, чувствительно пнув в спинку моего стула, мимо протиснулась новая клиентка и с шумным вздохом плюхнулась за соседний столик.
И здесь Дженис!
Она нарядилась в красно-черный костюм Евы-Марии и большие темные очки, но, несмотря на гламур, не стала устраивать шоу, а просто взяла меню и притворилась, что читает. Я заметила, что Алессандро бросил на нее взгляд, и испугалась, что он заметит наше сходство или узнает одежду своей крестной. К счастью, обошлось, однако в присутствии постороннего у него пропала охота откровенничать и над столом снова повисла тягостная пауза.
— Айн капуччино, битте! — сказала Дженис официанту в точности как американка, притворяющаяся немкой. — Унд цвай бискотти.
Я готова была ее убить. Алессандро готов был вот-вот сказать что-то огромной важности, а теперь он снова заговорил о Палио, пока официант крутился вокруг Дженис, как собачка на задних лапках, выспрашивая у моей бесстыжей сестры, из какой она части Германии.
— Из Праги! — ляпнула Дженис, но тут же поправилась: — Из Прагиштадта.
Официанте полностью успокоенным видом и совершенно очарованный кинулся выполнять ее заказ с рвением рыцаря короля Артура.
— Вы видели бальцану? — Алессандро показал на геральдический герб Сиены на моей чашке с кофе, думая, что мне интересно. — Тут все просто — черное и белое, проклятия и благословения.
Я посмотрела на чашку.
— Такое у него значение? Проклятия и благословения?
Он пожал плечами: