Рассказано, но не понятно.
К черту. Я просто приеду, и ей придется меня впустить. С тяжелым вздохом я бросаю окурок на пол, растаптываю, затем подбираю и выкидываю в ближайшую урну. В самых дверях меня окликает Данте.
– Эй, Бишоп, – кричит он, чтобы привлечь мое внимание. – Удачи тебе. И счастливого Рождества.
Я на миг останавливаюсь.
– Да. И тебе тоже. – Коротко кивнув ему на прощание, я выхожу из гаража.
На байке я быстро доезжаю до дома Люси. Теперь мне предстоит самое сложное. Я бывал здесь уже несколько раз, но никогда не заходил внутрь. Старался не приближаться. Я не хотел задерживаться, не хотел слишком пристально смотреть на маленький гараж, не хотел замечать, что проклятый дом совсем не изменился за десять лет. Все те же медово-желтые кирпичи, все те же ставни, лишь самую малость растрескавшиеся.
Даже ржавое баскетбольное кольцо с потрепанной сеткой осталось на прежнем месте. Как и три розовых куста перед домом, как и сбросивший листья клен, нависающий над крышей.
Выделяются лишь штрихи, привнесенные Люси.
Светящиеся гирлянды на крыльце и кустах, потому что она не смогла залезть на крышу. Надувной снеговик в середине лужайки, слегка покачивающийся на ветру. Золотой с красным рождественский венок на двери.
Ах да, и цвет двери.
Теперь она красная.
Как моя дверь, как наряд Эммы в день ее выступления, как платье Люси с таким глубоким вырезом, что я думал лишь о том, как бы провести языком меж ее грудей и овладеть ею.
Как ее приоткрытые губы за мгновение до нашего поцелуя.
Как ее щеки в момент оргазма.
Воспоминания обдают меня жаром, позволяя слезть с байка и пройти к двери по лужайке, покрытой изморозью. Трава хрустит у меня под ногами. Сердце бьется быстрей от нервов – что я скажу ей, когда увижу?