– Как послал? – изумился Савва. – Дело бросили, дом?

– Мирское ушло, как и не было. Впрочем, это только кажется, что в миру легче-то. Иные миряне такое страдание несут, что не приведи Господи. Хотя молиться так, чтобы молитва твоя долетала до небесных чертогов тоже непросто. Однако, знаю я, что иные челом бьют, часами на молитве стоят, а душа их темной остается и кожа толстая, непробиваемая. Что лоб разбивать? Можно и слов молитвы толком не знать, а быть истовым в вере по делам своим!

Савва с недоверием уставился на монаха и сосредоточенно нахмурился.

– Да уж, ваше служение легким не назовешь! Тут разве одному управиться? – Савва снова огляделся и сделал несколько шагов в сторону пещеры, завешенной тряпицей. По всему видно было, что сие – жилище монаха.

– Стало быть, там храм, а тут вроде как ваша келья?

– Стало быть, так. Вы уж не обессудьте, не надобно туда заглядывать, точно конура. Даме и вовсе неприятно лицезреть. Ведь мне многого-то и не надо.

– А как же холод, ветер, дождь? – ужасалась Юлия, содрогаясь мысленно от страданий отшельника.

– Терплю.

– Да кушаете-то что, батюшка? – не удержалась от нескромного вопроса Юлия. – Неужто как в Писании: будет день, и будет пища?

– Точно так! – отец Иоанн опять рассмеялся, видя, что его бытие совершенно расстроило непрошеных гостей.

– Дозвольте, дозвольте мне, – Савва дрожащими руками полез в сумку, висевшую на боку, и вытащил скромные припасы, прихваченные для путешествия, перекусить с женой на обратном пути. Хорошо, что не съели!

– Ах, как нехорошо, как неловко! – сетовал Савва. – Знали бы, приволокли бы всего. Ну да ничего, я завтра же сюда телегу пригоню с работниками. Всего навезу, домишко вам справлю, дров, еды, рясу, сапоги…

– Не беспокойтесь, сударь, – вдруг строго осадил Крупенина отшельник. – Мне ничего, совершенно ничего не надобно.

– Простите… – Савва покраснел.

У Юлии голова шла кругом. Ей хотелось плакать, рыдать. Она не могла понять, отчего ей вдруг захотелось упасть на колени перед этим человеком и целовать ему руки, зарывшись лицом в поношенные одежды!

– А разве вам не страшно одному? – только и вымолвила Юлия.

– Как же, разумеется, страшно. Только молитва меня и защищает, и зверь голодный убежит, злые люди стороной обходят. Впрочем, на все воля Божия. Все будем у Него. Все воскреснем, единого возраста, прекрасны, голос в голосе, волос в волосе. Вот, жаль, что животины не будет, – монах снова потрепал собаку по голове, которая не отходила от людей и все вилась под ногами. – Ибо нет у них души. Стало быть, и Воскресения нету. Их душа в крови. А душа человека свободна! И Господу открыта!

Крупенины все оглядывались вокруг, пытаясь понять, как же выживает этот человек, воистину Духом Святым. Но им и в голову не пришло усомниться в правдивости его слов.

– Отец Иоанн, мы нарушили ваше уединение. И уже слишком долго отвлекаем вас своей суетной беседой. Простите нас и, ежели возможно, благословите!

Супруги, не сговариваясь, упали на колени перед отшельником. С ласковым взором он благословил их склоненные головы, осенил широким крестом.