«То есть, – делает он совершенно неожиданный вывод, – людям близки и название, и идеи партии» (?). Но в этом случае так и напрашивается вопрос, почему не «партия счастья», к примеру, или «партия свободы», «партия радости», «партия материнства и отцовства»? Или счастье менее близко людям? И в чем здесь идея? Чтобы выжить?
Задают следующий вопрос: какова социальная база этой партии? Иначе выражаясь, какие группы населения вы представляете? Но следует ответ, в котором речь идет о том, что в мегаполисах партию воспринимают хорошо, а в Нечерноземье – еще лучше. Возникает ощущение, что вопрос просто не понят, что для партийной логики предмет вопроса утрачивает свой естественный смысл. И только на привычный для демократа вопрос: «сколько же человек входит сегодня в эту партию», указывается, что «наши ряды равномерно растут практически во всех социальных, профессиональных группах»; и даже то, что 57 % членов партии – женщины, почемуто составляет особую гордость интервьюируемого лица, как будто его организация призвана защитить интересы феминисток. Иными словами, эта партия готова объединить всех и… никого, поскольку вся ее избирательность заключается в том, хочет человек выжить или нет. Хочешь – милости просим в нашу партию, нет – и не надо.
Вызывает умиление и отличается особым блеском, конечно, его фраза о том, что «людей привлекает в нашей партии атмосфера искренности и идейного братства» (?)[988].
Да любой здравомыслящий человек знает, что применять такие термины к организациям, насчитывающим десятки тысяч человек (а интервьюируемое лицо полагает, что вскоре их партия по численности перейдет даже 200тысячный рубеж), совершенно некорректно. Это картины из советских фильмов: «В нашем городе все (!) люди искренние, честные и порядочные». Понятно, что таких городов нет, равно, как и партий. Да и какое идейное братство здесь может возникнуть, если главная нравственная идея – выжить?! Конечно, при такой высокой цели как не возникнуть «особой» атмосфере, как магнитом притягивающей первого встречного?
Однако в остальной части, касающейся общих целей и задач, и эта партия не отличается оригинальностью: построение демократического общества, обеспечение прав и свобод, политическая свобода и т.п. Отличие, по всей видимости, связано только с личными амбициями лидера этого новоявленного движения «Гражданская оборона» и средствами, какие он предполагает задействовать для их достижения.
На другой стороне находится нынешняя «партия власти», особенность программы которой заключается только в том, что «она – с Президентом». Конечно, столь публичное проявление лояльности к высшему должностному лицу государства нельзя не приветствовать, но и такое утверждение программным назвать совершенно невозможно.
Не случайно в течение всей истории нашего многопартийного движения наблюдается одна и та же картина, прообразы которой были даны еще столетие назад. «Профессиональные политики», как они себя называют, при необходимости легко переходят из партии в партию, если это, разумеется, вызвано значимыми для них обстоятельствами или влечет за собой карьерный рост. Отсутствие какихлибо качественных противоречий между партийными программами лишь способствует подобного рода изменениям партийности. Поэтому в рядах нынешней «партии власти» найдутся, наверное, представители всех ранее созданных и существовавших партий.
Или другой пример: члены одной из оппозиционных партий легко входят в состав парламентской фракции своих идейных противников, поскольку это является необходимым условием получения должности в парламенте. Не говоря уже о нравственной составляющей этого поступка, нельзя вновь не отметить, что данная ситуация возможна, во-первых, только по причине некой корпоративной солидарности всех «профессионалов от политики». Во-вторых, потому, что программные разногласия совершенно их не разделяют; они живут своим миром, своей этикой, своими целями. Наконец, в-третьих, потому, что партии создают не идеи, а люди, и «профессионалы» идут в ту или иную партию не под программы, а под конкретных лиц, с которыми связывают определенные перспективы.
С другой стороны, пожалуй, ни одна из созданных партий не обошлась без искушения расколом. И речь идет не только о блоке «Родина» (несостоявшаяся партия), события в котором произошли не так давно. Пользуясь случаем, заметим, что вся эта межпартийная дрязга гораздо более дискредитировала национальную идею в политике и самих «вождей», чем все поклепы на них в «желтой прессе»; впрочем, это – отдельная тема. Раскалывалось и «Яблоко», и СПС, и КПРФ. Даже «партия власти» не так давно пережила нашумевшую попытку со стороны ряда ее членов создать какоето автономное «крыло». Другим партиям повезло еще меньше: «Наш дом – Россия», к примеру, просто исчезла с политической арены вследствие внутренних брожений, «Отечество – вся Россия» фактически влилась в «Единую Россию».
Является ли это случайностью? Логика подсказывает, что нет, что слишком повторяема эта картина и потому такие последствия не могут быть отнесены на «несчастный случай». Люди сообща борются за власть, причем не только в государстве, но и в самой партии, поскольку в условиях партийного демократизма это единственная возможность получить реальные полномочия. Каким образом в границах партии можно стать вождем? Только посредством тотального признания сотоварищами своих идей, своего мировоззрения и своей воли в качестве основополагающих для партии. А в условиях кадровой конкуренции, необходимости постоянно отыскивать тактические переходные положения, маневрировать программой борьба разгорается не на шутку, поскольку итогом ее является хоть и мимолетная, но власть над массами.
Свои преимущества соискатели обосновывают и «опытом работы», и более качественной «идейной подготовкой». Сюда же следует присоединить то обстоятельство, что партийная жизнь не предусматривает тесных и доверительных отношений. Люди собираются для того, чтобы вместе бороться за власть. Эта цель их сближает, но она же и разъединяет, поскольку, как некогда остроумно заметил поэт, «пряников сладких всегда не хватает на всех».
Вот таким путем слияний и расколов, взлетов и падений отдельных лиц, построений карьер и «полной отставки» велось партийное строительство в прошлые века, ведется оно так и сегодня. Способна ли современная реформа «партийного парламентаризма» изменить хоть чтото в этой картине? Очевидно, нет.
д) Партии и демократическая идея равенства мнений
Возникает еще один вопрос, который невозможно игнорировать: каким образом Государственная Дума, сформированная по партийному принципу, обеспечит столь дорогие чьемуто сердцу демократические идеалы, и насколько мнение других партий окажется услышанным и востребованным «партией власти»? Ведь решения принимаются большинством голосов, и достаточно какойто однойдвум партиям получить арифметический перевес в парламенте, как деятельность остальных партий – «малых сих» становится просто бессмысленной.
Проблема осложняется еще и тем, что даже в рамках одной крупной партии неизбежно противостояние «большинствоменьшинство», которое может быть упразднено исключительно тоталитарными способами: запрещением «свое суждение иметь». Это, так сказать, гимн партийной дисциплины, когда любое расхождение во взглядах объявляется партийным расколом. Возможна ли в таких условиях надежда на доведение альтернативной точки зрения, мнения населения по какимто вопросам?
В свое время этой проблеме, означенной как «право большинства», было посвящено немало работ крупнейших юристов. Например, известный австрийский правовед Г. Еллинек обоснованно полагал, что источником «права большинства» является рассуждение Ж.Ж. Руссо о немыслимости, «чтобы общая воля сознательно клонилась к вреду отдельных лиц», и справедливо квалифицировал это «изысканиями чисто академического характера»[989].
Но предлагаемая судебная защита депутатов, чье мнение было проигнорировано парламентским большинством, по его не менее справедливому замечанию, может привести, при неопределенности толкования содержания многих статей конституции или законов, к элементу произвола и превалированию судебного решения над «суждением законодателя»[990].
Партийнополитическая жизнь ввиду ограниченной неустойчивости партий и их партийных платформ также не служит надежным способом защиты меньшинства. Более того, в конкретной практической деятельности парламента естественное и неизбежное разделение на «большинство» и «меньшинство» может привести к фактическому срыву работы законодательного органа меньшинством («сецессия») или, наоборот, в принятии большинством таких регламентных норм, которые напрочь устраняют возможности активной деятельности меньшинства депутатов.
Вывод, к которому пришел Еллинек, парадоксален для идей «партийного парламентаризма»: «Чем больше идет вперед демократизация общества, тем шире становится и господство принципа большинства. Чем сильнее отодвигается назад отдельный индивид идеею всечеловеческой солидарности, тем безграничнее признает себя господствующая воля относительно отдельного человека. Ничто не может быть грубее, беззаботнее и неблагоприятнее для самих основ прав личности, ничто так не ненавидит и не презирает всякое величие и всякую истину, как демократическое большинство»[991]. Для объективности отметим, что аналогичные оценки содержатся также в работах А. де Токвиля и Дж.Ст. Милля – наиболее признанных теоретиков и апологетов демократии.
Милль, в частности, писал: «Народная воля… представляет собой в действительности только волю более многочисленной или более деятельной части народа, волю большинства или волю таких людей, которым удается заставить признать себя за большинство (выделено мной. – А.В.). Народная власть может, следовательно, быть направлена к угнетению к известной части своих же сочленов, поэтому предупредительные меры также точно необходимы против власти народа, как необходимы против злоупотреблений всякой другой власти»[992].