Далее Кони на страницах своего труда высказывался о присущей каждому человеку обязанности сопротивляться нападению, даже если агрессия исходит со стороны властей:
В заключительных словах напутствия присяжным заседателям Кони подвел черту под сказанным: «
В перерыве Кони просчитывал возможные варианты развития событий, но все же склонялся к одному из них как наиболее правильному и разумному:
Момент оглашения приговора и последовавшая за ним реакция нашли отражение в воспоминаниях Кони:
««Звонок, звонок присяжных!» — сказал судебный пристав, просовывая голову в дверь кабинета… Они вышли, теснясь, с бледными лицами, не глядя на подсудимую… Все притаили дыхание… Старшина дрожащею рукою подал мне лист… Против первого вопроса стояло крупным почерком: «Нет, не виновна!..» Целый вихрь мыслей о последствиях, о впечатлении, о значении этих трех слов пронесся в моей голове, когда я подписывал их… Передавая лист старшине, я взглянул на Засулич… То же серое, «несуразное» лицо, ни бледнее, ни краснее обыкновенного, те же поднятые кверху, немного расширенные глаза… «Нет!» — провозгласил старшина, и краска мгновенно покрыла ее щеки, но глаза так и не опустились, упорно уставившись в потолок… «не вин…», но далее он не мог продолжать… Тому, кто не был свидетелем, нельзя себе представить ни взрыва звуков, покрывших голос старшины, ни того движения, которое, как электрический толчок, пронеслось по всей зале. Крики несдержанной радости, истерические рыдания, отчаянные аплодисменты, топот ног, возгласы: «Браво! Ура! Молодцы! Вера! Верочка! Верочка!» — все слилось в один треск и стон, и вопль. Многие крестились; в верхнем, более демократическом отделении для публики обнимались; даже в местах за судьями усерднейшим образом хлопали… […] В первую минуту судебные приставы бросились было к публике, вопросительно глядя на меня. Я остановил их знаком и, сказав судьям: «Будем сидеть», — не стал даже звонить. Все было бы бесполезно, а всякая активная попытка водворить порядок могла бы иметь трагический исход. Все было возбуждено… Все отдавалось какому-то бессознательному чувству радости… и поток этой радости легко мог обратиться в поток ярости при первой серьезной попытке удержать его полицейской плотиной. Мы сидели среди общего смятения, неподвижно и молча, как римские сенаторы при нашествии на Рим галлов.»
Засулич позволили взять свои пожитки в доме предварительного заключения и в тот же вечер освободили.
Трудно вообразить, какие противоречивые настроения сотрясали общество после оглашения приговора. Одни находились в эйфории от результата слушаний и возводили вердикт присяжных в ранг народного протеста против бессудных действий властей. В других вселился страх перед фактом, что убийство или покушение и на них могут найти оправдание и убийца останется безнаказанным. О деле Засулич говорили на каждом шагу, и каждый непременно имел свое мнение. В газетах публиковались как восторженные отзывы, так и разгромные статьи, высказывавшиеся о пагубности суда присяжных, предвзятости председателя Кони и угрозе распространения революционных идей.
На фоне несбывшихся ожиданий высоких государственных деятелей последовали суровые организационные меры. Министр юстиции граф Пален был отправлен в отставку
Не заставили себя ждать и поправки в законодательство, резко сузившие круг преступлений с участием присяжных заседателей. Из компетенции суда присяжных были изъяты дела о неповиновении властям, убийстве или покушении на убийство чиновников, совершении против них насильственных действий, оскорблении, проявлении к ним явного неуважения. После принятия поправок присяжные уже не могли рассматривать преступления против должностных лиц. Дела, которые имели хотя бы намек на политический характер, передавались на следующий уровень судебной иерархии — в судебные палаты. Эти меры позволили передать сколько-нибудь важные для репутации власти дела в ведение контролируемого судебного состава.
Что же до дела Засулич, то обвинение не могло смириться с оправдательным приговором. 24 апреля (6 мая) 1878 года товарищ прокурора Кессель подал протест в Уголовный кассационный департамент Правительствующего сената. По мнению обвинения, в ходе рассмотрения дела суд отступил от процедуры, что в конечном итоге привело к вынесению незаконного вердикта. В частности, Кессель посчитал нарушением допрос свидетелей-очевидцев расправы над Боголюбовым: их показания не имели к делу прямого отношения и могли
Строго говоря, еще до оглашения вердикта участники процесса в большей степени склонялись к виновности подсудимой. В то же время мера ответственности могла быть смягчена исходя из личностных характеристик подсудимой и того влияния, которое оказали на Засулич события «боголюбовской истории». Несмотря на предопределенный на первый взгляд результат, дело из заурядного и рядового превратилось в исключительный феномен отечественного правосудия. Оно стало воплощением базовых принципов справедливого судопроизводства и недостижимым идеалом для многих поколений судей и адвокатов. Во многом это стало возможным благодаря участию в деле коллегии присяжных заседателей — посторонних лиц, которые в финале процесса могли стать карателями или заступниками.
Присяжные вдохнули в судебную рутину новый смысл. Коллегия из 12 человек судила не по букве формального закона, а исходя из жизненного опыта и веления совести. В этом случае особое значение приобретал социальный контекст и его влияние на подсудимого и его поведение. Скрытые мотивы, идеалы и пристрастия, условия проживания, материальная обеспеченность, отношения с жертвой и многие другие факторы — вот на что стали обращать внимание присяжные заседатели. Погруженность в жизнь человека и личное сопереживание могли, казалось, оправдать любое недопустимое поведение, даже такое, как покушение на убийство.
Следствие и суд «равного над равным» отличаются большей готовностью понять подсудимого, и в этом смысле во многом к нему благосклонны. В этом вся суть суда присяжных. Значение этого института для общества в свое время подчеркнул все тот же Кони, слова которого спустя десятилетия не утратили актуальности:
ДЕЛО ДЕВЯТОЕ
Александр II: финал цепочки покушений
Гибель императора Александра II стала итогом целой серии покушений, которую трудно назвать иначе, нежели охотой на царя. На жизнь императора покушались семь раз.
Первое покушение произошло в 1866 году близ Летнего сада в Санкт-Петербурге. Тогда в царя неудачно выстрелил народоволец Каракозов, его схватили на месте и спустя несколько месяцев приговорили к смертной казни. Во второй раз на жизнь Александра II покушались во Франции в 1867 году, когда он в сопровождении французского императора Наполеона III следовал с военного смотра. Пистолет в руках польского активиста А. И. Березовского разорвался от сильного заряда, и пуля пролетела мимо. Мотивом своих действий преступник назвал желание отомстить за подавление польского восстания в 1863 году. Березовского осудили и отправили в пожизненную ссылку в тихоокеанские островные владения Франции — на Новую Каледонию.
Следующие нападения на императора так или иначе совершали представители революционной организации «Земля и воля» и выделившегося из нее общества «Народная воля». После ареста руководителей первого состава «Земли и воли» и ее самороспуска в 1864 году общество возродилось далеко не сразу. Новая «Земля и воля» появилась в 1876 году под лозунгами передачи земли крестьянам и введения общинного самоуправления. Землевольцы действовали не только методами пропаганды своих идей в народе, но и посредством революционного террора по отношению к правительственным служащим и государю в частности.
2 (14) апреля 1879 года активист террористического направления «Земли и воли» А. К. Соловьев совершил нападение на императора, по обыкновению прогуливавшегося близ Зимнего дворца. Царь увидел стремительно приближавшегося Соловьева, уклонился и попытался убежать от преступника. В ходе непродолжительной погони Соловьеву удалось выстрелить четыре раза, но ни одна из пуль не попала в императора. Пятый выстрел он сделал в накрывавшую его толпу. 25 мая (6 июня) 1879 года Верховный уголовный суд признал его виновным в покушении на жизнь императора и приговорил к смертной казни через повешение. Через три дня приговор был приведен в исполнение.
Между тем на почве поиска истинной цели общества среди его участников наметились разногласия. Часть членов организации во главе с Г. В. Плехановым выступала за мирное просвещение народа и осторожное склонение людей к революционным идеям. Другая часть (А. И. Желябов, А. Д. Михайлов, Н. А. Морозов, В. Н. Фигнер, С. Л. Перовская и другие) настаивала на активизации террористических атак против отдельных правительственных чиновников и самодержавия в целом. В июне 1879 года на съезде членов организации в Воронеже Плеханов говорил об опасности террора и, оставшись непонятым радикально настроенными товарищами, покинул съезд. «Земля и воля» раскололась на две организации: крестьянско-пропагандистский «Черный передел» и террористическую «Народную волю». От имени последней совершались оставшиеся покушения на Александра II.