– Это правда случайность. Ты балуешься, сочиняя какую-нибудь историю, и порой она в чем-то действительно совпадает с реальностью. Похоже, ты невероятно наблюдательная. Может быть, даже сможешь как-то этим воспользоваться. Писать сценарии, например. – Я подмигиваю ей, пытаясь подбодрить.
С облегчением выдохнув, она робко мне улыбается:
– Да, вот бы мама обрадовалась.
Мы хихикаем и обе знаем, что больше никогда не затронем эту тему. Это словно молчаливое соглашение между нами, призванное защитить нашу дружбу, а прежде всего Кейт, от правды, которой она не желает видеть или даже признать. И кем я буду, если начну требовать от нее этого?
Глава 29
Разговор с Кейт надолго занимает мои мысли. Правильно ли я поступила, притворившись, что верю, будто все это просто совпадение? Но если бы я поделилась с ней своими мыслями, что бы это ей дало? Мне нечем доказать свое предположение.
Я снова расхаживаю по комнате из угла в угол, и Йору сонно поднимает голову. Видимо, я беспокою даже своего лиса, обычно столь расслабленного.
Мне нужно выйти из дома. Нужно как-то переключиться на другие мысли. И тут мой взгляд падает на конверт с открыткой Фриде, лежащий на письменном столе. Конечно, мама собиралась сама этим заняться, но больница находится недалеко отсюда, а мне все равно надо отвлечься. К тому же Хлоя должна работать сегодня вечером.
Я стремительно прохожу по коридору и заглядываю в мамину комнату. Она спит, поэтому я оставляю ей записку на кухонном столе. Хватаю куртку и ухожу. Йору следует за мной, как всегда на некотором расстоянии, и прячется, если по пути нам кто-то встречается. Я не устаю восхищаться его ловкости.
В автобусе сажусь на свободное место. Мысли опять начинают носиться по кругу, и, доехав до нужной остановки, я с облегчением покидаю автобус.
До больницы идти несколько минут. Я сосредоточиваюсь на вопросах, которые хочу наконец-то решить.
Предположив, что Хлоя, как и мама, до сих пор работает в родильном отделении, я поднимаюсь туда на лифте. Шагаю по коридору и оказываюсь на перекрестке. Справа расположена хирургия, слева – родильное отделение. Я уже собираюсь свернуть налево, когда замечаю что-то краем глаза: одна из дверей открывается, и оттуда выскальзывает силуэт. В правой руке он держит книгу, а левой торопливо распихивает по карманам что-то еще. Стоит мне осознать, что эта фигура – не кто иной, как Ноа, как вдруг срабатывает сигнал тревоги. Раздается пронзительный вой, подбегает медсестра. Она распахивает дверь, из которой только что вышел Ноа, бросается внутрь и кричит спешащим туда же коллегам:
– Остановка сердца!
Никто до сих пор не обратил внимания ни на меня, ни на Ноа. Приносят дефибриллятор, в палату влетает врач.
Я так и стою на месте как вкопанная. Ноа поднимает голову и замечает меня. Черты его лица застывают, в них читается подлинный ужас и кое-что еще: стыд. Эта гримаса дает мне понять, что он совершил нечто страшное.
– Ты, – начинаю я, содрогнувшись. – Что ты натворил?
– Тереза, все не так, как ты думаешь, – шепчет он, подходит ко мне и протягивает руку. – Я все тебе объясню в спокойной обстановке. Но не здесь. Давай сначала уйдем.
Ноа касается моей спины и подталкивает меня в сторону лестницы. Едва за нами закрывается дверь в коридор, я отшатываюсь от него.
– Немедленно скажи мне правду! Ты… что-то сделал с человеком в той палате?
Шок пронизывает руки и ноги, пульс шумит в ушах. Я боюсь ответа, но, в сущности, и так уже его знаю.