– Немедленно верни меня обратно! – Я ни секунды не желаю находиться в этом жутком месте, особенно с ним.

– Прости, я знаю, что сейчас ты немного сбита с толку, но по-другому было нельзя. Ты должна нормально меня выслушать.

– Нам правда больше нечего сказать друг другу, – огрызаюсь я. – Так что оставь меня в покое. – Больше всего мне хочется развернуться и уйти прочь – просто-напросто подальше от него. Однако это будет настоящим самоубийством. Он неслучайно привел меня в Одисс.

– Все это, – Ноа раскидывает руки в стороны, – не могло бы существовать без дополнительной подпитки дыханием умирающих. Мы бы потеряли это особенное место, где живет столько духов ключей. И не забывай, что темпес тоже забирают своих духов отсюда.

Я складываю руки на груди и пронзаю его сердитым взглядом.

– Мне прекрасно известно, что у вас свои причины. И тем не менее убивать людей, искать среди них беззащитных и пользоваться их ослабленным состоянием, – я качаю головой, – этому нет прощения.

– Все рано или поздно умирают, – парирует Ноа. – Но ты забываешь: не смерть причиняет боль. Это делает жизнь. Иногда конец приносит избавление и освобождает от нескончаемых мучений.

Я пренебрежительно фыркаю. Он действительно пытается оправдать свои деяния подобными отговорками?!

– Сейчас ты хочешь, чтобы я поверила… – презрительным тоном начинаю я, однако Ноа неожиданно оказывается передо мной, хватает за руку и притягивает меня так близко к себе, что теперь я вынуждена смотреть прямо ему в глаза. Они чисты, как ясный день, и в то же время в них что-то пылает, словно лесной пожар, который грозит уничтожить все на своем пути.

– Я хочу сказать тебе правду: она в том, что многие люди мечтают, чтобы их жизнь закончилась. Они страдают от боли и устали бороться. Так почему им не помочь? Каждый день я вижу столько пациентов, и, разумеется, мне нелегко принимать такие решения. На протяжении определенного времени я наблюдаю за ними, разговариваю с ними об их болезнях, их желаниях, и что тут скажешь: ты удивишься, узнав, сколько из них благодарно улыбаются, когда я приношу им избавление.

Мгновение мы смотрим друг на друга. Я лишилась дара речи, не знаю, что и думать. Мне известно, что такие люди есть. И я сама не хотела бы изо дня в день терпеть боль, если и так ясно, что смерть неизбежна. Одна мысль об этом повергает меня в страх, и я даже не хочу представлять себе, каким однажды будет мой конец. Просто надеюсь, что до него еще далеко.

– Как… как ты это делаешь? – спрашиваю я. Ноа до сих пор смотрит на меня, удерживая в плену своего взгляда, такого проникновенного, такого пристального, что у меня по спине бегут ледяные мурашки.

– Мы используем яд. Достаточно капнуть в рот пару капель. Действующее вещество всасывается в слизистую оболочку и приводит к немедленной остановке сердца. Это очень милосердная смерть, без страданий, я ручаюсь. А когда они испускают последний вздох, я нахожусь рядом и собираю дыхание жизни.

Я с трудом сглатываю. Как мне к этому относиться? Однако хуже всего то, что часть меня на самом деле может его понять. Крошечная частичка меня самой тоже не вытерпела бы такую муку. Но способна ли я убить человека, невзирая на то, что он сам того желает? Не думаю. И даже не хочу задавать себе этот вопрос.

– Поверь мне, я даю этот яд только тем людям, о которых точно знаю, что они неизлечимо больны и жаждут смерти. Я никогда бы не убил человека, у которого есть шанс выздороветь.

У него ясный и открытый взгляд. Слова звучат искренне и, кажется, исходят из глубины души. Но можно ли ему доверять? И что еще важнее:

– Возможно, ты убиваешь только тех, кто считает смерть спасением. Но что насчет остальных нокту? Они тоже придерживаются этого правила? – Я пристально смотрю ему в лицо, ища малейших движений, и вскоре получаю ответ. – Не все поступают так же, как ты. Я права?

– У каждого есть принципы, но каждый определяет их сам.

Исчерпывающий ответ. Я отворачиваюсь и снова требую:

– Теперь ты вернешь меня обратно или хочешь еще что-то мне сказать?