– У меня совсем немного времени, – еще раз напоминает она мне.

– Я знаю, это ненадолго. Пойдем в мою комнату. Там мы сможем спокойно поговорить.

Кейт кивает и, помедлив, следует за мной. Невооруженным глазом видно, что ей очень не по себе. После непродолжительных колебаний она садится на мягкий ковер, не осмеливаясь даже смотреть мне в глаза. Йору подходит к ней и кладет голову ей на колени; она гладит его.

– Что случилось? Судя по твоему сообщению, это что-то очень срочное.

Я сажусь напротив и пытаюсь поймать ее взгляд, однако Кейт отводит глаза.

– Думаю, ты знаешь, о чем я собираюсь с тобой поговорить.

– Дело все еще в том эссе? Ты все-таки хочешь, чтобы я помогла тебе выбрать тему? – У нее в голосе проскальзывает оттенок надежды.

– Нет, но ты не так уж неправа. Я хочу обсудить с тобой Фила Кеннвуда и его смерть. Откуда тебе об этом известно? Как ты узнала его имя? Я снова искала информацию, и один учитель из моей школы, который раньше был тесно связан с политикой, знал об этом убийстве. Он подтвердил, что такое дело существовало, но его замяли, так как этот Кеннвуд… скажем так, не был невинной овечкой, и не стоит поднимать лишний шум. – Я сочинила эту ложь, чтобы загнать Кейт в угол. Потому что только если я признаю, что правда известна мне хотя бы отчасти, она не сможет больше изворачиваться.

– Я… просто поверить не могу, – бормочет Кейт. – Этот человек и… и вправду был, и убийство действительно произошло… – Она заметно бледнеет.

А я совершенно ничего не понимаю из ее слов, но рада, что она хоть немного перестает запираться.

– Что это значит?

Мгновение Кейт борется с собой, ее пальцы продолжают поглаживать мех Йору, как будто это успокаивает ее и придает сил сказать то, что до`лжно. Кейт делает несколько глубоких вдохов, будто прикидывая, есть ли у нее выбор. А затем, наконец, произносит:

– Я же говорила тебе, что в детстве долго лежала в больнице. Это было еще в Вашингтоне, где мы жили до папиного перевода в Сан-Франциско. Так или иначе, несмотря на то что от пневмонии я тогда отошла, продолжали возникать разные осложнения и мелкие рецидивы, так что мне приходилось надолго оставаться в больнице. У меня почти не было друзей. Тем благодарнее я была медсестрам, которые заботились обо мне и играли со мной. Кое у кого из них появлялись по-настоящему забавные идеи, и они старались облегчить мне жизнь, насколько это было возможно. С одной мы особенно поладили: я часто сидела у окна и смотрела на улицу, наблюдала за людьми снаружи, машинами, деревьями, лужайками. А моя любимая медсестра придумала игру: мне нужно было очень внимательно приглядеться к людям и тому, что их окружает, и представить себе их истории. Мы играли в это часами и придумывали разные смешные детали. Со временем они становились все подробнее. Я произносила имена, которые приходили мне в голову, и причины, по которым эти люди находились там, внизу. У меня очень хорошо получалось. Насколько хорошо, выяснилось, когда я увидела Кэролайн Смит, старушку семидесяти восьми лет: она навещала мужа, у которого случился инфаркт, пока он подрезал розы в саду. Он любил свои розы, так гордился ими. И как раз когда собирался срезать одну для Кэролайн, вдруг схватился за грудь и еще попытался встать, но не смог. Он упал. К счастью, Кэролайн нашла мужа, и его отвезли в больницу, куда она каждый день к нему приходила. Я столкнулась с ней во время одной из прогулок по больничным коридорам, которые мне, вообще-то, не дозволялись, но персоналу не всегда удавалось за мной уследить. Мы встретились, когда она несла своему мужу цветочную вазу. Оказалось, что ее зовут Кэрол Смитсон и ей семьдесят пять лет. Ее муж на самом деле пережил инфаркт во время работы в саду, и ему установили несколько шунтов. Ему уже лучше, и скоро его выпишут. Она была ко мне так добра, мне казалось, что мы знакомы целую вечность. Что в какой-то степени правда, ведь я очень долго сочиняла ее историю. С тех пор таких попаданий становилось все больше.

Когда порой я задумываюсь о жизни отдельных людей, мне на ум приходят образы и имена, события, может статься, пережитые ими. И то, что периодически я оказываюсь права, я до сих пор считала совпадением. Точнее, я и сейчас часто так делаю. Это что-то вроде вредной привычки. Я просто задумываюсь, и возникают эти имена и истории. Но не всегда все совпадает. – Кейт наконец поднимает на меня взгляд. – Знаю, это звучит безумно, и тогда на улице я не должна была обманывать тебя, говоря, что это действительно там произошло. Но на меня просто что-то нашло… эта дурацкая причуда. В любом случае я не удивилась, когда ты сказала, что ничего не нашла об этом случае. Но теперь все определенно выглядит иначе.

Ушам своим не верю. Что это значит? Это совпадение? Но имя, год… Как по мне, звучит скорее так, словно Кейт правда видит события или какие-то детали, которые когда-то происходили. Как будто у нее…

– …провидческий дар, – чуть слышно бормочу я.

– Ты же не всерьез, да? Это ведь всего лишь глупая игра. Просто иногда попадаешь в цель. Даже с точки зрения статистики, ты так не думаешь? – Я вижу страх в ее глазах, мольбу согласиться.

Я прикусываю нижнюю губу, мысли кружатся без остановки. Что ответить? Может ли она обладать таким даром? Раньше я бы посмеялась над одной только мыслью об этом, однако сейчас мне известно о духах ключей, а сама я – носительница ключа. Очевидно, что этот мир гораздо шире, чем кажется на первый взгляд. Так почему бы ей не обладать даром ясновидения?

Время идет, а я все еще не знаю, что сказать и как себя повести. Можно ли обсудить это с кем-то? Сообщить директору? Кому-то из учителей? Эйдену? Но так я, вероятно, втяну подругу во что-то ей нежеланное. Вполне понятно, что ее не тянет разбираться с этой способностью, она рассматривает ее просто как игру и хочет, чтобы так все и оставалось. У Кейт и без того достаточно забот, нужно ли навязывать ей еще одну? Едва ли. Да и, кроме того, что мне известно? Что я могу утверждать с уверенностью?

Поэтому я беру ее за руку и говорю: