Глава 27

Как только они сели в карету, Перси задернул шторы, а потом выдохнул и упал на сиденье.

– Не могу поверить, что мы едва не попались в этой аптеке. – Его губы плотно сжались, выражение лица стало намного суровее, чем еще пару минут назад. Настолько резкая перемена в его поведении поразила Сигну. – Особенно на глаза сыну герцога.

Сигна взмолилась, чтобы кони неслись как можно скорее.

– Неужели это настолько важно? – спросила она. – Думаю, даже самый черствый человек на свете способен понять наше отчаяние и готовность попробовать любое лекарство для Блайт.

– Надеюсь на это, – признался он. – Но это также может навести их на подозрения.

Она защищалась все сильнее.

– Что ты имеешь в виду под подозрениями?

– Я хочу сказать, что чем дольше думаю об этом, тем более странным мне кажется, что ты так просто раскрыла причину болезни сестры, не говоря уже о возможном противоядии. – Его зеленые глаза сузились. – Я хочу доверять тебе, кузина, но должен признаться, что нахожу твой внезапный интерес к Блайт довольно странным.

При этих словах Сигну охватил ужас, ледяной рукой сжавший сердце. Прежде она не видела у Перси такого взгляда, злобного и отчужденного. Но все же понимала его, ведь Блайт его сестра. Она и сама, без сомнений, сделала бы все возможное ради спасения родной сестры, если бы она у нее была.

Но сейчас не знала, как убедить его в этом. Калабарский боб ядовит, и если Перси узнает, ее положение станет только хуже.

– Я могу сама попробовать противоядие, если тебе нужно доказательство, – наконец произнесла она. – Это развеет твои сомнения?

Перси замер после ее заявления, откинувшись на спинку сиденья и рассматривая кузину. Наконец, после долгих раздумий он осознал, что лучшего доказательства придумать просто невозможно, и кивнул.

– Очень хорошо.

– Считай, что дело уже сделано. – Сигна положила руки на колени и принялась отсчитывать минуты. Она не желала беспокоиться о его сомнениях. Каким бы странным ни было поместье, оно все же оставалось лучшим местом, в котором ей приходилось жить, а люди в нем нравились ей все сильнее. Она также не хотела показывать, как сильно ее задело презрительное отношение к целительнице, поскольку Перси являлся для нее идеалом аристократа. Поведение кузена и ее неловкость в чайной ясно давали понять, какая пропасть лежала между ней и высшим обществом.

Она может стать податливой и сломать себя. Может надевать наряды, укладывать волосы и румянить лицо, может даже делать заинтересованный вид, если того требует ситуация. С самого детства ей предназначалась такая участь. Об этом всегда напоминала бабушка. Рассказывала о замужестве и о вечерах, которые Сигна будет посещать. Говорила, как она станет похожей на мать, и Сигна поверила, что именно этого она и хочет, ведь не знала другого пути. Но сейчас возникло что-то еще. Любопытство. Тьма, расцветающая внутри нее все эти годы, которая оказалась не такой зловещей, как она думала. Она почувствовала силу. Ощутила жар от мужского прикосновения. Узнала, каково это ускользнуть посреди ночи и мчаться вперед под луной.

Тьма нравилась ей гораздо больше, чем она хотела признавать.

Сигна погрузилась в свои мысли и молчала на протяжении всей поездки, затем молча растолкла на кухне боб и в сопровождении Перси направилась вверх по лестнице, вдоль по коридору и в комнату Блайт.