– Лилиан невозможно забыть, – тихо произнес Байрон, и Сигне пришлось приложить ухо к двери, чтобы слышать его. – Но, несмотря на это, мы не можем позволить моему брату бросить все и последовать за ней.
– Он должен оплакать ее…
– Он
Каждый мускул на теле Сигны задрожал от повисшей в воздухе напряженной тишины. На шее и спине выступил пот, но она не обращала на это внимания.
– Что, – наконец спросила Марджори, – ты от меня хочешь?
Байрон ответил незамедлительно:
– Мой брат одинокий мужчина, Марджори. А одинокие мужчины бывают… восприимчивы. Особенно к женским уловкам.
– На что ты намекаешь? – Она крепко вцепилась в край стола. – Говори прямо, Байрон.
Байрон погладил свои темные усы, пытаясь собраться с мыслями.
– В прошлом у вас были отношения. Я подумал, ты ухватишься за возможность снова быть с ним. Он мог бы обеспечить тебе отличную жизнь.
Стул заскрипел по обсидиановому полу, когда Марджори встала.
– Как ты смеешь? Возможно, ты потратил жизнь, тоскуя по безответной любви, Байрон, но я не унижусь до такого позора.
– Прости, если обидел тебя…
– Обидел меня? – Марджори издала резкий пронзительный смешок. – Ты поставил под сомнение сами мои добродетели. Намекнул, что я не больше, чем шлюха, а Элайджа марионетка, с которой можно играть. Ты сделал нечто большее, чем просто обидел меня. Ради блага детей я буду продолжать попытки поговорить с Элайджей, но не стану помогать тебе. И хочу, чтобы ты держался подальше от Перси.
Байрон тоже поднялся.
– Этого не будет. Если ты беспокоишься о мальчике, то сделай так, как я прошу. Ведь это не единственный способ погубить его, мисс Харгривз.
Она ответила не сразу, и теперь ее голос дрожал.
– Перси не сделал ничего плохого.
Байрон выпрямился, радуясь своей победе.
– Я не позволю, чтобы наследие моей семьи рухнуло из-за смерти какой-то женщины. Элайджа должен перестать пренебрегать обязанностями.