Похоже, если она снова собирается увидеться с Сайлесом, стоит поискать другой туннель. Или, в конце концов, научиться проходить сквозь стены. Сигна сидела, уставившись на доску и анализируя свои ходы в ожидании, пока Элайджа уйдет. Когда шаги стихли, она направилась вверх по лестнице.

К своему удивлению, она с испугом обнаружила, что снова не одна. На верхней ступени сидел Перси. Если бы его светлые волосы не отражали свет огня, она бы, вероятно, споткнулась об него в темноте.

– Перси! – Сигна схватилась за сердце. – Что ты тут делаешь?

– Я не хотел напугать тебя, – едва слышно прошептал он. – Я спускался вниз за стаканом воды, когда услышал ваш разговор, и просто… Прости, что подслушал. Столько времени прошло с тех пор, как мы с отцом нормально разговаривали. Я почти и забыл, что он на это способен. – Его плечи уныло поникли. – Ты знаешь, это ведь ее любимая комната. Вот почему он проводит там столько времени. Этот дом всегда был таким чужим и мрачным, что она захотела обустроить местечко для души, в котором чувствовала бы себя уютно. Отец долго спорил с ней из-за цвета. Он ненавидел желтый. Но мама всегда умела добиваться своего. Иногда я вижу, как он просто сидит там, уставившись на стены, и вспоминает прошлое.

Сигна словно наяву увидела, как Лилиан плавно шагает по коридорам, пьет чай в гостиной и продумывает обстановку. Казалось, что это совершенно другая жизнь – даже другая семья – а не та, в которую она попала.

– Ты пробовал поговорить с ним? – спросила она с тяжестью на сердце. Ей казалось, хоть Элайджа и сторонился всех, но в душе отчаянно нуждался в компании.

Лицо Перси стало мрачным.

– Отец редко бывал рядом. Моим образованием занималась Марджори, а дядя Байрон учил манерам джентльмена. Мы с папой всегда обсуждали не более двух тем – дело, которое я однажды возглавлю, и мои обязательства по поддержанию имиджа и статуса семьи. Наше общение сводилось лишь к этому все мои двадцать два года. А теперь он оборвал и его безо всяких объяснений. Поэтому нет, мы больше не ведем бесед и стали совершенно чужими людьми.

Ей потребовалось время, чтобы подыскать ответ. Как человек с совершенно непохожим и в целом неприятным опытом взаимодействия со смертью, она тщательно подбирала слова.

– Горе – странная штука, Перси, и каждый человек переживает его по-своему. – Для нее было в новинку утешать кого-то. И она не знала, правильно ли поступила, когда протянула руку и положила поверх его руки. Но чувствовала, что именно этого ей самой всегда недоставало. Человека, который бы присел рядом и взял за руку, который находился бы рядом ради нее.

Перси нуждался в близком человеке. Это становилось ясно по его взгляду, устремленному в пол, в поникших плечах, и Сигна была рада стать таким человеком для него. Она присела рядом, нежно похлопывая его по руке, и сказала:

– Мне жаль, что тебе приходится проходить через все это. Похоже, он очень сильно любил твою мать.

Он угрюмо уставился на ее руку.

– Больше всего на свете. Но это не оправдание, чтобы бросать тех, кто нуждается в нем.

Сигне это было до боли знакомо.

– На протяжении всей ее жизни близкие люди становились призраками, и для этого необязательно было умирать.

– Не оправдание, – согласилась она. – Но я верю, что он умный человек и сблизится с вами снова. Возможно, ему просто нужно больше времени.

Перси перевернул руку в ее руке ладонью вверх.

– Спасибо тебе, кузина. Ради нашей семьи я очень надеюсь, что ты окажешься права.

Тяжело поднявшись на ноги, он подал ей руку, помогая встать. И тут заметил испачканную юбку, выглянувшую из-под плаща. И хотя Перси промолчал, его лоб пересекли глубокие морщины, когда он положил руку ей на поясницу и повел дальше по коридору, словно она могла бы убежать.