А налет все усиливался. Чаще и ближе падали бомбы. Ребята, казалось, ничего не видели и не слышали, так спокойно и сосредоточенно продолжали они сидеть и удить.

Наконец, я не выдержала и крикнула им сверху: «Ребята! Что вы там сидите?! Слышите — налет! Сейчас же уходите!»

«Слы-ы-ши-м! Не в нашем ква-адра-ате!» — крикнули они мне в ответ и продолжали удить.

Но не прошло и пяти минут, как они, забрав свои удочки и ведерки, смеясь бежали и я с ними к широким дверям Военно-медицинского госпиталя* Там мы укрылись, пережидая налет.

У меня было время их хорошенько рассмотреть. Славные, простые, хорошие лица. Широкие, вихрастые, с темными, серьезными, не по годам, глазами. И к сожалению надо сказать, мальчуганы были бледные, худые, истощенные. Между ними чувствовалось старшинство двух мальчиков, которые держали всех в порядке. Распорядились сложить удочки в одно место, в сторону прибрать ведерки и что-то стали им говорить, собрав их в кружок. Никакой паники, никакого страха. А ведь над нами бушевал сильнейший налет. Бомбы падали совсем близко, на набережной, перед госпиталем, оконные стекла которого засыпали панель.

Но наконец, огневая буря пронеслась. Зазвучал райской музыкой отбой. Рожи у ребят расплылись в улыбки, и, схватив свои удочки и ведра, они весело помчались по набережной, потом вниз, на свои прежние места. А я думала: «Вот какая смена нашим героям растет у нас! В них мужество, терпение и геройство заложено с рождения».

Еще приведу пример, когда мальчик показал редкий для ребенка высокий духовный подъем, любовь и заботу к страдающему человеку.

Шла я по Ломанскому переулку. Началась тревога. Быстро налетела эскадрилья вражеских самолетов и стала бомбить. Я вбежала в подъезд ближайшего дома и попала на полутемную лестницу. Там уже в уголке стояла трепеща очень слабенькая и тощая старушка. За мной вбежал мальчик лет 12, бедно одетый и несший какой-то тяжелый сверток. Положив его бережно на ступени, он стал рядом и принялся внимательно оглядываться.

При каждом ударе старушка вздрагивала, крестилась, иногда стонала и что-то тихонько шептала. Видно было, как она болезненно переживала вражеский налет. Мальчик несколько раз взглянул на нее, а потом ласково и убедительно стал ее успокаивать, говоря: «Бабушка, ты не бойся, не огорчайся, обстрел далеко, не в нашем районе. А что так громко грохочет, так это от каменных стен так сильно раздается. Вот и сейчас удар. Это ничего — от нас далеко!» — уговаривал он старушку.

Мы остались невредимы. Налет кончился, зазвучал отбой. Когда старушка первая вышла на улицу, мальчуган, лукаво подмигнув мне глазом и смеясь, сказал: «Знаешь, я ей нарочно все врал. Налет был здесь, над нами. Чтобы успокоить, я обманывал ее!» И он выбежал на улицу.

Когда я вышла на улицу, то была поражена. Семь огромных воронок зияли на таком небольшом пространстве, как Ломанский переулок между проспектами Лесным и Карла Маркса. В них видны были развороченные канализационные и водопроводные трубы, вскопан асфальт на мостовой и тротуарах. Немцы, видимо, стремились бить по клиникам Военно-медицинской академии и по Выборгскому дому культуры.

Все это для меня забываемо. Но забыть мальчика, который, несмотря на опасность и возможную собственную гибель, хладнокровно, с душевной тонкостью и добротой поддерживал и ободрял другого человека, я не могу до конца своей жизни.