Вчера у одного магазина в Финском переулке стоял ломовой с телегой и лошадью, привезший ящики с какими-то товарами. Когда он пошел в дом отнести последние ящики и вернулся обратно, то не нашел своей лошади. Ее успели распрячь и увести в соседний двор, где убили на мясо. Страшно и жутко…
Стоят исключительно сильные морозы. Они больше, чем голод, убивают людей.
Клавдия Петровна целыми днями в шубе, в шапке, в валенках стоит вплотную около нетопленой печки. Прикладывает к ней свое лицо, руки, прижимается к ней и жалуется мне, что она совсем замерзает, несмотря на то что комната натоплена. Я понимаю, что это уже болезненные явления и последствия сильной дистрофии».
«…Сегодня пришел Петр Евгеньевич. Он принес мне крошечный кусочек мяса, четыре сушеных белых грибка и четыре мороженые картофелины. (Картофеля мы не видели с осени.) В те дни это были неоценимые сокровища. И я очень была ему за это благодарна, так как последнюю неделю питалась только супом из морской капусты и черным хлебом.
Еще зашел Иван Емельянович, который тоже принес кое-что нам на пропитание: сушеной зелени в суп (мы овощей не имели с лета), сушеного лука, порошок горчицы, чуть сливочного масла, 200 г хлеба. В минимальных количествах, но все-таки эти мелочи прибавят в нашу еду нечто вкусное и ароматное.
Неожиданно выдали в магазине крупу, так что мы сегодня делаем суп с сушеным луком, а вечером гречневую кашу. Это праздник. Крупы нам не выдавали месяца три. Обещают скоро дать сахар и мясо. Какое счастье, что стали выдавать продукты! Но так мало! Мы знаем, с какими трудностями нам везут их по ледяной трассе, по льду Ладожского озера — по Дороге жизни. И много людей при этом погибает.
Вчера увеличили паек хлеба. Я получаю 400 г, а Нюша и Клавдия Петровна по 300 г. Это нас очень порадовало. Неужели поворот к лучшему? Но как только потеплеет, на нас посыплются фугасные бомбы.
Очень страдаем без света. Окончательно светает в половине десятого утра, а темнеет в пять часов вечера. Семь часов в сутки света, да и то какого! Проходит он через четвертушку окна, так как все остальное окно забито фанерой. 17 часов изволь сидеть с коптилками, да и то если есть керосин.
Отсутствие света и воды очень удручает. По-настоящему помыться нельзя. Физиономии, руки закопченные. Парикмахерские закрыты, бани не действуют».
«Вчера вечером после долгого перерыва была воздушная тревога. Завыла сирена. И такая тоска охватила мою душу, и сердце замерло. К этому привыкнуть нельзя. Воздушная бомбежка так случайно, так бессмысленно приносит гибель людям, разрушает и давит постройки.
Умер от истощения Иван Яковлевич Билибин[211], наш замечательный график, иллюстратор и стилист. Ни один из художников не сумел так почувствовать и воспринять русское народное искусство, которое широко распространялось и цвело среди нашего русского народа. Иван Яковлевич его любил, изучал, претворял его в своих прекрасных графических произведениях.
Подробностей его смерти не знаю, только слышала, что последнее время он жил в подвале Академии художеств, так как его квартира от бомбежки стала нежилой…
Беспокоюсь ужасно — доехали ли до Гусь-Завод Железный Таня и Ляля! Неужели по дороге погибли?!
Благодаря тому что последнее время — в январе и феврале — мало бомбежек и артиллерийских обстрелов, можно было выходить на воздух».
«…Вчера и сегодня гуляла. Стоит сильный мороз. Яркое солнце блестит на выпавшем снегу, сверкает тысячами искр на оградах, на заборах, на малейших выступах. Деревья, покрытые инеем, удивительно нежно рисуются на ярко-голубом небе, необыкновенной чистоты и прозрачности. Иногда деревья своими вершинами в инее, освещенные солнцем, очень выпукло выделяются на синем небесном фоне. А когда ветви деревьев в тени, тогда они серебристо-холодными тонами почти сливаются с небесной синевой.
Я шла и думала: „Если бы мне сейчас надо было в красках передать всю эту нежную красоту — деревья в инее, небо и снежное пространство Невы, то какие трудные живописные задачи пришлось бы мне решать!“
Как хочется работать! Во мне еще действует заряд, с которым я родилась, который так безостановочно всю жизнь толкал меня на работу. Но в городе на улицах работать нельзя.