Некоторые штрихи к картине положения женщин в лагерях Строительства 501 добавляет «Протокол второй партконференции Обского ИТЛ Строительства 501 МВД СССР. 2–4 июня 1951 г., г. Салехард». В нем сообщается: «На 34-м женском лагпункте, в бытность Ершова начальником лагерного пункта, в течение длительного времени содержались 59 человек мужчин, из них: 21 человек преимущественно осужденные за к/р преступления — измену Родине, использовались на низовой руководящей, административной работе. И лагпункт был в руках этих заключенных. Сам Ершов в личных целях использовал заключенных женщин в качестве домработниц и вышивальщиц личных вещей.
Заключенные из низовой администрации, пользуясь покровительством Ершова, отбирали у заключенных посылки, заработную плату, склоняли женщин к сожительству — царил произвол.
Все это привело к массовой распущенности среди заключенных-женщин.
Только этим можно объяснить, что заключенная Егорова Т. И., судимая за маловажное преступление, имеющая от роду 19 лет, под влиянием уголовно-преступного рецидива совершила убийство заключенной Дунаевой М. В. и т. д.»
В системе Обского лагеря из заключенных-женщин совершенно не велась подготовка специалистов: столяров, электромонтеров, мастеров путевых бригад. Поэтому держать в женских лагпунктах мужчин местная администрация в ряде случаев была просто вынуждена.
В «Докладной записке о состоянии лагеря Строительства № 503 МВД СССР», составленной в июне 1951 г., в частности, анализировалось выполнение министерского распоряжения № 80 о порядке содержания заключенных женщин. В документе сообщается, что распоряжение об изолированном размещении женщин от мужчин выполняется не полностью, и, как следствие, в колонне № 54 «на день проверки было зарегистрировано 8 беременных женщин, кроме этого, в апреле 11 беременных были переведены в другую колонну… На колонне № 22… зарегистрировано 14 случаев беременности».
В книге Курта Бэренса «Немцы в штрафных лагерях и тюрьмах Советского Союза» бывшая заключенная, немка по национальности, жительница Восточной Пруссии, отбывавшая срок в районе Салехарда, свидетельствует: «Как особое переживание вспоминается смертельная угроза жизни со стороны банды из семидесяти восьми русских преступников, которые составляли контингент мужского лагеря. В сопроводительных бумагах их не указали надлежащим образом. Они пытались проникнуть в наше жилище всеми средствами, в том числе и с помощью самодельных отмычек, и смогли попасть в обе половины женского барака, взломав пол и стены, выломав части потолка. Русская охрана не защитила нас. Только через двенадцать дней после нашего обращения служащие МВД вывезли преступников из лагеря».
Документы Министерства внутренних дел, датированные 1952 и 1953 гг., проливают некоторый свет на положение женщин и детей в системе Главного управления лагерей железнодорожного строительства на закате сталинской эпохи.
«Выписка из доклада комиссии на имя министра внутренних дел товарища Круглова С. Н. от 4 декабря 1952 г.» указывает на то, что стоимость содержания заключенных в северных и дальневосточных лагерях ГУЛЖДС примерно вдвое дороже, чем их содержание в других лагерях. Исходя из этого делался вывод о необходимости размещения, в частности, матерей с детьми в лагерях ГУЛАГа, расположенных в более благоприятных климатических условиях. Резолюция на это предложение оказалась отрицательной.
Ситуация с детьми в условиях их пребывания в лагерных домах ребенка оставалась тяжелой во все времена существования этих заведений. Как следствие тяжелых бытовых условий только за 10 месяцев 1952 г. в домах ребенка Строительства 501–503 было зарегистрировано 1486 случаев первичных заболеваний на среднемесячное количество детей — 408 человек. Учитывая, что за этот же период умерло 33 ребенка (или 8,1 процента от общего количества), получается, что в среднем за этот период каждый ребенок переболел разными заболеваниями четыре раза. Среди причин смерти лидировали дизентерия и диспепсия — 45,5 процента, а также воспаление легких — 30,2 %. Учитывая, что смертность среди заключенных Обского и Енисейского ИТЛ в среднем в год составляла около 0,5 процента в год, приходится констатировать, что дети умирали в 16 раз чаще. Крайний Север не щадил маленьких узников.
В донесении от 9 февраля 1953 г. руководства Управления Обского ИТЛ и Строительства 501 сообщалось об улучшении условий содержания матерей с детьми в результате передислокации их во вновь переоборудованные помещения со станции Обская в Салехард и из Игарки в Ермаково.
Так называемая «Колонна дома матери и ребенка» была устроена в Салехарде, в районе Ангальского мыса. Там же был и родильный дом. Как утверждает воспитанник этого заведения (в 1949–1953 гг.) Вадим Шаевич Циновой (ныне живущий в Вологде врач — владелец «Центра репродуктивной медицины»), условия пребывания в Доме матери и ребенка были весьма суровые. «В помещениях все время было холодно, кормили плохо, есть хотелось постоянно, сладкого нам не полагалось совсем, изредка нянечка давала кусок сахара, принесенный из дома. Часто били. В основном тапками. Били меня и других детей за то, что описался, а потом лежал мокрый. Били за то, что без разрешения встал с кровати и пошел в туалет. Я потом несколько лет вздрагивал, когда видел, как кто-нибудь снимает с ноги тапок», — вспоминает Вадим Циновой.
Как отмечает Н. Петров в своем исследовании «ГУЛАГ», непрерывно увеличивавшееся по всей стране число осужденных женщин с детьми и беременных ставило МВД СССР в тяжелое положение вследствие исключительных трудностей по обеспечению нормального размещения детей, их медицинскому обслуживанию. Средняя стоимость содержания одной заключенной женщины, имеющей при себе ребенка, обходилась в день в 12 рублей 72 копейки, или 4643 рубля в год.
28 августа 1950 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР предписывалось освобождение от наказания осужденных беременных женщин и женщин, имеющих малолетних детей. Справка, подписанная заместителем начальника 2-го управления ГУЛАГа МВД СССР полковником Никулочкиным, сообщала, что на 24 апреля 1951 г. во исполнение этого указа из мест заключения были освобождены 100 % беременных женщин и женщин, имеющих при себе детей в местах заключения, а также 94,5 % женщин, имеющих детей вне лагеря-колонии. Всего было освобождено 119 041 женщина из 122 738, попавших в перечисленные категории.
3 мая 1951 г. начальник ГУЛАГа генерал-лейтенант И. Долгих документально пояснил: «Не освобождено 3697 женщин, имеющих детей вне лагеря-колонии, из-за неполучения документов, подтверждающих наличие у них детей. Работа по освобождению женщин, имеющих детей, продолжается».
Карты, деньги, алкоголь
Суровость лагерного быта накладывала свой неизгладимый отпечаток на уровень и разнообразие маленьких человеческих радостей, которые могли позволить себе заключенные. Недозволенные в условиях лишения свободы блага были доступны в весьма ограниченных дозах, но такие высоколиквидные в зоне ценности, как спирт и водка, наркотики, наличные деньги, качественные продукты, не входящие в ассортимент лагерного ларька, никогда полностью не исчезали из обихода лагерников. Возможность доступа к этим благам имела огромное значение, но была и чревата немалыми опасностями.
В самодельные карты играли в лагере все — и уголовники, и бытовики, и «вохра», причем охранники порой не брезговали принимать участие в состязаниях с заключенными. Такие явные нарушения режима, которые позволяли себе конвоиры, приводили к абсурдным и трагическим последствиям. Бывший студент филологического факультета Ленинградского университета, заключенный Савелий Лапицкий вспоминал: «Среди часовых был один юный красавец. Он ходил в зону играть в карты с ворами. Ходил плотно. Играл и отыгрывался. Долго это продолжаться не могло. И начальство решило его отвадить. “Либо, — сказали ему, — исключим из комсомола, либо подставим. Кончай играть”. А он устоял. И тут надо же случиться, состоялся побег. Вохра вдогонку. Убить беглеца поручили игроку, силой заставили. Или убей зека, или — прикончим тебя. Он и убил… И снова, пьяный, ходил в зону, играл, проигрывал, замаливал грех».[70]
Деньги в зоне были всегда, даже в период тотального запрета на получение и выдачу переводов заключенным. С 1951 г. на строительстве Трансполярной дороги лагерники стали получать зарплату. «Был период года полтора, когда заключенным разрешали получать деньги за свою работу, то есть им платили деньги (конечно, гораздо меньше, чем вольнонаемным, но все-таки). Рублей 100–150–200 получали. И в зоне были ларьки. Там и масло можно было купить, и сахар, и другие продукты», — вспоминал заключенный Серго Ломинадзе.[71]
Согласно инструкциям МВД СССР, допускалось расконвоирование части заключенных. Однако рас-конвоирование не было гарантией их достойного поведения, скорее наоборот, провоцировало их на более активные занятия различными безобразиями.