Работающий заключенный получал в сутки 1891 килокалорию, больной — 1328 килокалорий. Расход продовольствия в среднем на одного заключенного по Строительству 501 зимой 1947–1948 гг. составлял в день (в граммах) вполне приемлемое количество.

Обеспечение вещевым довольствием было, как и во всех лагерях, недостаточным, в первую очередь из-за постоянного невыполнения положенных норм, но в отзывах заключенных жалобы на плохое обмундирование практически не встречаются. Разутыми-раздетыми заключенные практически никогда на трассу железной дороги не выходили.

Какова была смертность в лагерях СУЛЖДС? Согласно докладной записке «О состоянии и обустройстве лагерей 501 строительства МВД СССР» от 9 марта 1949 г. показатель смертности в 1948 г. составлял 0,09 % от списочного состава заключенных.

Смертность заключенных в Енисейском ИТЛ СУЛЖДС (Строительство 503) в 1949 г. составила 0,22 % к списочному составу.[63] Показатели очень низкие, но, может быть, официальная лагерная статистика лукавит? Сравним статистику СУЛЖДС с данными по другим лагерям примерно той же климатической зоны.

В диссертации О. И. Азарова «Железнодорожные лагеря НКВД (МВД) на территории Коми АССР (1938–1959 гг.)» приводятся катастрофические цифры смертности за период 1943–44 гг. (календарный год). На 1.01.1944 г. в Воркутпечлаге (горнодобывающий) умерло 3144 человек из 25 825 человек (12,2 %), в Интлаге (горнодобывающий) — 911 из 7536 человек (12,1 %), в Севжелдорлаге (железнодорожный) — 1294 лагерника из 14 757 (8,8 %).[64] Дело было в военные годы, но показатели убыли заключенных в этот период в любом случае ужасают.

Таким образом, уровень смертности в Северном управлении не идет ни в какое сравнение с показателями убыли контингента лагерей, которые фиксировались в сходных по климатическим условиям и территориальному расположению лагерях Коми АССР еще несколько лет назад. И вряд ли в одном случае (Северное управление) официальная статистика лукавит, а в другом (данные О. И. Азарова) — раскрывает истинную картину положения заключенных.

Свидетельства самих заключенных по вопросам состояния лагерей, их материально-технического обеспечения противоречивы. В них встречаются противоположные точки зрения об уровне бытовых условий в лагерях Северного управления.

Иван Марманов (Обский лагерь) в своей автобиографической книге вспоминал: «Некоторые лагеря, если бы еще убрать заборы, стали похожими издалека на украинские хуторочки из-за белизны побеленных бараков… лагерная жизнь на 501-й и 503-й стройках к 1952 г. очень сильно изменилась. В ларьке можно купить все, что душе угодно, — печенье, масло, сахар, халву, конфеты, табак, сухофрукты. Питание в столовых стало разнообразней. Сейчас, после распада Советского Союза, трудно поверить людям, что рыба сиговых и лососевых пород подавалась к столу заключенных почти ежедневно, что без мяса не обходился ни один день». Иван Марманов, впрочем, делает оговорку, что такое положение дел наблюдалось «не во всех лагерях», а «условия труда и быта в пионерных колоннах даже близко нельзя сравнить с теми, о которых сказано выше. Этим первопроходцам приходилось в мокрой одежде ложиться спать, неделями есть сухари и соленую горбушу, плавить снег на кострах».[65]

Гораздо более нелицеприятную оценку условиям проживания в лагере дает другой заключенный — Александр Сновский (Енисейский ИТЛ). Однако и по его наблюдениям качество питания, бытовые условия в зависимости от конкретного лагпункта сильно разнились: «В Игарке страшно кормили. Варили эту сою. Соя тяжелая, всегда оседала на дне бака. На второе — селедка. Или каша пшенная, водянистая пшенная каша. Естественно, ни в супе, ни в каше — ни масла, ни мяса. Хотя полагалось по нормам. Хлеб — 800 грамм, утром получаешь пайку на целый день. И каждый получал спичечную коробку сахарного песка… Еще на бригаду давали ведро кипятка, иногда его чем-то подкрашивали, это называлось — чай. Вечером на бригаду — ведро супа. В Игарке в лагере у последнего барака, была обнесенная колючкой зона. Зона усиленного режима.

Зона ЗУРа страшная, она не отапливалась. Заключенные спали в своих бушлатах, в телогрейках. Они показывали обмороженные руки, ноги…»[66]

Во второй «столице» Строительства 503 — станке (поселке) Ермаково, по словам того же Александра Сновского, жизнь в лагере оказалась более сносной: «Я не могу точно сказать, что ели заключенные в бараках, потому что я тогда был фельдшером, ел у себя, пробу снимал, мне приносили. Еда в Ермаково тогда уже была нормальная. Не было того ужаса, что в Игарке… У повара были мешки с пшеном, стоял титан, всегда был кипяток. Он варил и раздавал пшенную кашу. Голода в Ермаково однозначно не было».[67]

Несколько иную картину пребывания в станке Ер-маково рисует еще один заключенный Енисейского лагеря — Алексей Салангин. В его рассказе, хранящемся в фондах Игаркского музея вечной мерзлоты, приводятся следующие факты: «Первую зиму зеки провели в палатках, постепенно строили деревянные бараки. Стены в них были выбелены. Нары более комфортабельные. Решеток на окнах не было. В первую очередь в новые бараки заселяли тех, кто перевыполнял ежемесячную норму, из-за этого бараки прозвали «стахановскими». В Ермаково бригады заключенных построили поселок для гражданских, водонапорные башни, пожарку, больницу, ресторан, школу, железнодорожную станцию, перрон, депо. В лагере существовала даже своя доска почета, но без фотографий — с номерами и фамилиями отличившихся зеков. Зато не было кладбищ. Мертвых просто сбрасывали в болота и овраги. Умерших и застреленных в колоннах никто не трогал и не убирал. О трупах заботились дикие животные, которые каждый день, особенно зимой, сопровождали зеков на работу и обратно. Расстрелянных в списках по убытию записывали как умерших от истощения или инфаркта. На работу поднимали по «рельсе» в шесть утра. Отбой давали в 23 часа. Зимой не работали только тогда, когда мороз достигал 55 градусов ниже нуля».[68]

Правда, стоит отметить, что подобный рассказ очевидца встречается только один раз. Остальные бывшие заключенные в своих воспоминаниях такие ужасающие факты не упоминают.

Для лагерной администрации обязанности по созданию приемлемых жилищных и санитарных условий для заключенных не считались главными в повседневной работе, но такие задачи ставились, и их нужно было решать.

С течением времени вместе с другими сторонами лагерной жизни налаживалась и торговля. Росла и покупательная способность заключенных. Так, на Строительстве 503 в первой половине 1951 г. уже при каждом лагерном пункте имелся ларек в зоне или за зоной. В основном заключенным продавались хлебобулочные изделия, мясные и рыбные консервы, колбаса, брынза, сыр, джем, повидло, варенье, махорка, спички, мыло, зубной порошок, носки, чулки, гребешки и т. д. При этом лагерное начальство констатировало, что «мало продавалось для заключенных дешевых папирос, сливочного масла, дешевых сортов конфет, курительной бумаги». Была введена практика продажи через ларьки почтовых марок, открыток, организована продажа полотенец. В некоторой степени допускалась лотошная торговля. В зонах организовывалось дополнительное платное питание.

В вопросе организации бытовых условий в зоне администрация лагерей оказалась зависима от централизованного снабжения продуктами, строительными материалами и инвентарем, от распределения фондов материальных ценностей, от месторасположения колонны и еще от многих других причин, на которые повлиять оказалось сложно, а порой и невозможно.