— Раз такой вредный, то сам и открывай эту дверь. — Вета демонстративно отвернулась.

— Хорошо. — Соли как ни в чём не бывало направился прямиком к двери.

В ответ на это Вета, ехидно улыбнувшись, сказала:

— Конечно, ты всегда неплохо взламывал замки. Человеческие замки твоего человеческого мира. Но что ты будешь делать с замком, защищённым с помощью элементных…

Демоница оборвалась на полуслове, услышав металлический звон. Звон связки ключей, которую её спутник поднял с пола.

Не обращая внимания на обиженную суккубу, Соли выбрал подходящий под замочную скважину ключ, повернул его и потянул на себя громоздкую дверь.

Дверь двигалась с большой неохотой, она скрипела так, словно испытывала мучения от того, что её многолетний покой посмели нарушить. После непродолжительной, но яростной борьбы с дверью Соли всё же сумел открыть её достаточно широко. Смахнув со лба выступивший пот, он заглянул внутрь. Увиденное вызвало у Вэ Соли приступ бесконтрольного веселья.

Тускло освещённая канделябром на три свечи келья, вырубленная в скальной породе, в длину, равно как и в ширину, была порядка десяти шагов. Её неровные серые стены обильно украшали собой глубоко детализированные рисунки, содержание которых вызывало одни лишь сомнения — создавалось впечатление, что у каждого из этих рисунков имелся хорошо продуманный последовательный сюжет, однако понять, что же всё-таки задумывалось автором, не представлялось возможным. Дополняло впечатление то, что некоторые места на рисунках были аккуратно разорваны или перечёркнуты. При более внимательном рассмотрении становилось понятно, что рисунки крепились на стенах с помощью расплавленного свечного воска, в который по неведомым причинам были вплавлены волосы или шерсть. Немногочисленная мебель — стол, стул и кровать — были покрыты пылью, следами когтей и тёмными пятнами. Пол же, в отличие от мебели, пылью покрыт не был. На полу лежало множество книг. Нет, они не были разбросаны, они были аккуратно сложены, и представляли из себя замысловатый лабиринт, покрывавший собой всю келью. Начало лабиринта находилось возле входа, там же располагался широкий округлый карман лабиринта, в центре которого лежала столовая утварь. Второй такой же карман содержал в себе кучу исписанных мелким подчерком листов пергамента. Третий, в свою очередь, содержал наполовину завершённый рисунок, подобный своим настенным собратьям. Наконец, четвёртый и самый большой карман, расположенный возле дальней от входа стены, сидело ветхое, засаленное, местами протёртое до дыр одеяло.

Когда Соли закончил издавать хрипящие сдавленные звуки, которые с его точки зрения являлись ничем иным, как смехом, ветхое одеяло пошевелилось. Из самой большой дыры одеяла выглянул кончик покрытого свалявшимся мехом кошачьего уха. Ухо слегка дёрнулось, после чего показалось полностью. Следом наружу выбралось засаленное жёлто-чёрное воронье гнездо, отдалённо напоминающее волосы. Последними появились янтарного цвета глаза с круглыми широкими зрачками. Второе ухо, как и все остальные части гепардообразного ба’астида так и продолжали скрываться под мешковатой тканью.

Соли впился своим ледяным взором в часто моргающие глаза ба’астида. Обмен взглядами длился порядка минуты, и продлился бы дольше, если бы Соли не начал двигаться. Юноша поднял ногу и уже занёс её над книжным лабиринтом, собираясь переступить, как из очередной дыры в одеяле выскользнула когтистая рука раскрытой ладонью вперед. Из одеяла донесся жалобный возглас:

— Нет!

Соли поставил ногу на место. Он немного задумался, после чего наклонился и передвинул несколько ближайших книг так, чтобы в лабиринте открылся прямой ход дальше.

Из одеяла выбралась ещё одна рука. Ба’астид тоже передвинул несколько книг, создавая прямой ход в сторону Соли, на что тот, удовлетворённо усмехнувшись, начал прокладывать себе путь сквозь лабиринт, не забыв при этом оставить в изменяющемся лабиринте проходы к другим местам интереса — куче пергамента и незавершённому рисунку.

Скоро Соли подошёл вплотную к полугепарду и протянул тому руку. Ба’астид неуверенно склонился к протянутой руке, осмотрел её с разных сторон. Было слышно, как он принюхивался. Лишь после весьма детального осмотра ба’астид решился дотронуться до протянутой руки. Но он не пожал руку, как полагается, а взял её в свои явно без намерения отпускать. Вэ Соли же не стал руку одёргивать, и так и уселся на прохладный пол с протянутой рукой.

Первым нарушил тишину ба’астид:

— Ты кто?

— Хм… Пожалуй… Человек. Настоящий человек.

— На-сто-я-щий-че-ло-век. — С восторгом проговорил ба’астид. — Это имя такое?

— Нет, это родовое проклятье. — Ответил Соли.

— Плохо жить с проклятьем. — Задумался ба’астид.