Надо было видеть, как работал со мной Анатолий. Оберегал от житейских неурядиц, посторонних разговоров, стараясь все сделать так, чтобы я сосредоточилась на роли. Во время спектакля он по собственной инициативе суфлировал мне и сделал это естественно и хорошо. Его природная скромность исключала всякое панибратство, с ним я чувствовала себя уверенно, знала, что он поможет и защитит. Когда я думаю о нем, я вспоминаю «Гамлета», вспоминаю съемку в тот летний день в Подмосковье. В поле растет одинокий куст, Анатолий скрывается за ним, и теперь я понимаю, что уходит он навсегда…

Я тоже помню тот летний день.

«Тучково», – сказал мне брат по телефону. Название это я услышал впервые, оно ни о чем не говорило, как, скажем, Абрамцево, Переделкино. Я сидел в электричке у окна. Летний день медленно потухал. Пейзажи за окном были тихие, после московской суеты это ощущалось особенно. Сейчас я увижу брата… Странно: чем настойчивей мы стремились к тому, чтобы жить в одном городе, одним домом, тем настойчивей жизнь растаскивала нас в разные стороны. Но встреч у нас отнять никто не мог. Электричка остановилась, я вышел из вагона и огляделся. Теперь мне предстояло ехать автобусом до сельхозтехникума, который находился где-то неподалеку от поселка. Там и обосновалась съемочная группа. Пока я выяснил, как добираться до техникума, пока ждал автобус, стемнело и похолодало.

Автобус ехал медленно. Оказалось, что в техникум он не идет, что от развилки дорог мне надо будет добираться пешком.

Пьяный дядька, без рубахи, в грязной майке, все пытался затянуть песню, его товарищи, пьяные чуть меньше, обрывали его.

Но вот наконец развилка дорог, автобус скрылся в темноте, стало тихо.

Я шел пешком по дороге, освещенной луной. Недвижно стояли хлеба, высокие и темные.

Впервые за день я подумал, что могу не встретиться с братом: может, иду не туда? Да и как разыщу его ночью?

Я попытался успокоить себя тем, что обычно всегда его находил. Однако тревога не проходила. Дорога поднялась на взгорок, впереди я увидел огоньки. Вспомнились мне шпили Марселя Пруста, о которых когда-то рассказал Тарковский.

Я подошел к двухэтажному каменному дому, нашел комнату Анатолия. До меня донеслось: «Нет, совсем не так! Просто тебе интересно, ты посмотрел…»

Я постучал. Толя открыл дверь, увидел меня, засмеялся, обнял…

– Как добрались? – спросил Тарковский. – Можно было заблудиться.

– Да, но все получилось нормально. Сейчас шел по дороге и вспоминал Марселя Пруста. Помните, вы как-то рассказывали?

– Да-да, Пруст… Такой камерный и в то же время фундаментальный. Как раз к этому я сейчас и стремлюсь. Вам повезло: завтра будем снимать очень интересный эпизод. Должны подъехать журналисты…

Он ушел. Мы с братом остались одни.

– Посмотришь, как здесь красиво. Он здесь вырос. Дом построил точно такой, каким его запомнил. Он даже мать свою собирается снять, представляешь? Ну садись, будем вечерять.

С утра, до съемки, мы отправились погулять. Прошли сосновый бор, вышли к берегу реки. Она была маленькая и тихая, но с высокими берегами. Через подвесной качающийся мост шел белоголовый мальчик. Он вежливо поздоровался с нами.

Мы остановились на мосту, Толя показал вниз:

– Смотри.

Вода была чистая, она медленно текла, расчесывая длинные зеленые водоросли. Водоросли плавно выгибались, двигались, как живые.