…Мария сидит на прясле, на краю поля, не отрываясь, смотрит в сторону дороги. Посредине поля растет куст, там дорога поворачивает. В поле появляется человек, скрывается за кустом.

Мария загадывает: «Если он появится слева от куста, то это он, если справа, то не он, и это значит, что он не придет никогда».

«Он» – это муж. Быть может, убит на войне или просто-напросто нашел другую женщину.

Прохожий выходит слева от куста. Лысоват, одет, несмотря на жаркий день, в просторный чесучовый костюм, с саквояжем…

Он беспричинно улыбается и начинает говорить с Марией так, будто давно и хорошо ее знает. Она не понимает, по какому праву он так свободно разговаривает с ней.

– Я сейчас мужа позову, – говорит Мария.

– Да нет у вас никакого мужа, – отвечает он уверенно, садится рядом с ней, прясло ломается, и они падают на траву. Он заразительно смеется:

– Как интересно упасть рядом с красивой женщиной!

И вдруг начинает рассуждать:

– А вам никогда не казалось, что растения чувствуют, сознают, может быть, даже постигают? И деревья, и вот тот куст никуда не бегают… Это мы все бегаем, суетимся, пошлости говорим…

Она ничего не понимает. Видит, что он поцарапался.

– У вас кровь.

– Пустяки, – он как будто возвращается к жизни, улыбается.

– Вы приходите к нам в Томшино. У нас даже весело бывает.

Размахивая своим саквояжем, он уходит по тропе, скрываясь за тем же кустом, из-за которого появился.

Неожиданно налетает порыв ветра – наклоняет траву…

Как будто вздохнуло пространство. Как будто движение судьбы материализовалось в этом порыве ветра…

– Вроде ничего не произошло, верно? – вспоминает Терехова. – А на самом деле? Что-то такое возникло в воздухе, что-то как током душу пронзило… Я помню, что вся сцена была снята одним планом. Вы понимаете, что это такое? Камера все время движется, потом никакие склейки при монтаже не нужны. И дубль был всего один. Это же настоящая школа мастерства!

Я киваю, вспомнив, как однажды Анатолий мне сказал, что именно этот эпизод разбирал на занятии Сергей Герасимов, втолковывая ученикам, насколько сильной может быть изобразительная пластика киноязыка.

– А как он работал над Гамлетом! – продолжает вспоминать Маргарита Терехова. – Для него не существовало ничего, кроме роли. Я играла Гертруду. Признаюсь, у меня было мало спектаклей, которые бы я так любила и так хотела играть, как «Гамлета». Театр Ленинского комсомола, где шел этот спектакль, был на гастролях в Ереване. Инна Чурикова заболела, и играть Офелию было некому. Вторая исполнительница роли Гертруды в театре была, и мне предложили ввестись на роль Офелии.