Леша!
Так долго не писал тебе, что даже не знаю, с чего начать – и в работе, и дома масса всякого важного и неважного накопилась. Начну с того, что сижу в самолете и лечу в Москву на премьеру “Андрея Рублева” – 18 февраля в Доме кино. Фильм пробился-таки! Четыре года прошло, как закончили картину. А сколько лет еще понадобится, чтобы фильм вышел на экран? Ну, теперь хоть надежда есть! Кроме того, Алов и Наумов хотят попробовать меня в роли Хлудова – они экранизируют “Бег” Булгакова. Ну, в Москве все выясню, хотя поверить в это трудно. К Кулиджанову на Раскольникова (поехать на пробы фильма “Преступление и наказание» я советовал брату настоятельно, но он считал, что роль “ушла” от него по возрасту. –
В театре “Годунов” (будет рецензия в “Театре”). Играю еще Голубкова в “Беге”, готовлю Синцова в “Живых и мертвых”.
Квартира приобретает жилой вид – правда, влезли в долги. Устаю смертельно. Дочурка, то бишь твоя племянница, растет, ходит уже помаленьку.
Холода здесь такие, что даже такой терпеливый человек, как я, завыл. Из-за мороза люди приобретают какой-то жутковатый вид. Приезжал к нам погостить Миша Кононов. Он сейчас улетел вместе с Инной Чуриковой и Панфиловым в Венгрию. Предлагают сниматься на Свердловской киностудии в главной роли, но я отказался, так как сценарий плохой.
Про дочь пишу скупо, потому как расплываюсь весь и эпитеты одни будут. Пока чудная девонька… Много забот, много тревог, но есть минуты, за которые не жаль отдать всю жизнь.
Ну, а у меня все в неизвестности. С одной стороны, меня уже знают, с другой – я никому конкретно не нужен.
Вот так и болтаюсь. Целую.
Нужен он оказался Владимиру Шамшурину и Валерию Лонскому, выпускникам ВГИКа. Они приступали к дипломной работе и готовились снимать «Коловерть» – одну из новелл фильма «В лазоревой степи» по «Донским рассказам» Шолохова. Вот почему летом Анатолий жил в Вешенской.
…«Икарус» шел уверенно, ровно, но я так и не заснул. За окном автобуса посветлело. На рассвете степь выглядела совсем иначе, чем вчера. Громадное пространство дышало свежестью и желанием жить. Это было видно по росному блеску трав, лету птиц, ветру, окатывающему меня через приоткрытое окно, по сиянию молодого солнца.
Автобус поднялся на взгорок, и я увидел берега, поросшие ивняком, синий изгиб реки, и сердце как бы выдохнуло: Дон.
На противоположной стороне реки раскинулась станица.
И сразу я отыскал взглядом шолоховский дом, знакомый по многочисленным фотографиям.
С праздничным настроением отправился через мост в просыпающуюся станицу. Нашел гостиницу.
Худой, будто насквозь прокуренный дежурный долго смотрел книжку с записями приезжих, а потом сказал, что брат тут не живет. Значит, квартируется у кого-то из станичников.
Будить незнакомых людей я постеснялся и присел на диванчик, поставив рядом чемодан. Дежурный зевал, кашлял, почесывался и время от времени поглядывал на меня. Видя, что я сижу спокойно и ничего не требую, стал расспрашивать: что да как?
– А-а, знаю, чей ты брат, – неожиданно сказал он. – Видал его. Такой лысоватый. А как лысину ему закрыли да усы приклеили – стал настоящий казак.
– Может, вспомните, у кого он живет?
Дежурный подумал и сказал: