— Я в порядке.
Он открыл холодильник, достал бутылку воды и, закрыв дверь, прислонился к ней спиной.
— Ты собираешься увидеться с ней сегодня?
Я киваю, сидя за кухонным столом.
— Да.
В конце концов, я собралась с силами, приняла душ, проговаривая в голове, что я хочу сказать Клаудии, а затем оделась и пошла на кухню. Кайл ждал меня с чашкой кофе в руке, и на его лице читалось беспокойство.
— Скажи ей, что я ненавижу ее гребаную сущность, — говорит Трей ровным, монотонным голосом, не выглядя извиняющимся или обеспокоенным своим языком.
Я не ругаю его, потому что не виню его. Эти слова были на кончике моего языка с прошлой ночи.
— Я хочу, чтобы ты сказала это, — продолжает он. — Слово за словом. Скажи ей, что я больше не ее сын и пусть забудет обо мне. — Слезы снова застилают его глаза. — Скажи ей, что я никогда не прощу ее за то, что она забрала у меня мою младшую сестру. Если ты можешь что-то сделать для меня сейчас, тетя Хлоя, так это передать ей это послание. Если ты этого не сделаешь, я вызову «Убер» и сделаю это сам.
Я глотаю и спотыкаюсь в поисках нужных слов, прежде чем заговорить.
— Ты хочешь поехать со мной в больницу? —
Даже если я не хочу этого, он заслуживает выбора. Это его мать. Она убила его сестру. Он заслуживает этого так же, как и я.
Он качает головой, крепко сжимая в руке бутылку с водой.
— Я больше никогда не хочу ее видеть. Она должна была умереть вместо Глории. Она единственная, кто заслужил это.
Кайл, наконец, вступает в разговор, явно испытывая дискомфорт от выбора слов Трея.
— Я знаю, что ты злишься.
Трей прерывает его.
— Нет, чувак, даже не думай. Меня не переубедить в моей ненависти к ней. Я думал об этом всю ночь. Я не мог уснуть, потому что думал только о том, что это она виновата в том, что я больше никогда не увижу свою сестру. Она не моя мать. Она для меня никто. — Его грусть переходит в гнев. — Мне нужно в душ.
Я встаю, когда Трей начинает выходить из кухни.
— Трей.