Попетляв между ними, я вышла к огромной пустой площади, посреди которой, к самому потолку пещеры, уходил длинный остроконечный обелиск из материала, очень похожего на полупрозрачное тёмное стекло. Увидев этот удивительно ровный, без единого изъяна монумент, я не смогла сдержаться от сильного желания дотронуться до него.
Руки сами потянулись к поднимающейся ввысь стелле, тело, словно пробил электрический заряд, и ноги понесли меня вперёд, на встречу приключениям.
Каждый мой шаг по пустой площади раздавался в гулкой тишине громким топотом, отражающимся от стен домов и далёких сводов пещеры нестерпимым эхом.
Чем ближе я подходила — тем яснее в моей голове раздавались голоса, зовущие меня к себе. Некоторые из этих голосов были мне знакомы, часть из них я слышала впервые.
И вот, когда мне остался всего лишь один шаг, когда между мной и обелиском остались считанные метры, кто-то, довольно грубо, дёрнул меня сзади за волосы, потянул назад, а потом резко отбросил прочь.
Я покатилась по булыжной площадке, больно ударяясь о камни и вопя от нестерпимой боли.
Едва только я смогла поднять взгляд, как проклятия, уже собиравшиеся сорваться с моих уст, застыли, — я увидела молодого человека: высокого, кареглазого шатена, одетого в бесформенный чёрный балахон, застегнутый на груди серебряной пряжкой в форме паука. В тусклом свете паук отражался словно живой, блестя кроваво красным изумрудом, вставленным в брошке.
Встретившись глазами с парнем, я потерялась и поплыла. В эту минуту меня словно облили ледяной водой, а затем выставили на мороз, лишив всякой одежды. Ощущения были именно такими — неприятными и жалостливыми по отношению к себе.
Однако, сильный и быстрый удар ладонью сразу привёл меня в себя — голова дёрнулась в сторону, щека загорелась огнём, я упала на камни, а на глаза предательски накатились слёзы.
Всего одно слово: «Дура», прозвучавшее подобно выстрелу револьвера в русской рулетке, было для меня обиднее чем всё, что я слышала когда-либо раньше в свой адрес. В этом слове было всё: презрение, холод и указание на моё полное ничтожество.
Я лежала на площадке, опираясь одной рукой о булыжник, а второй, держась за ушибленный затылок, и наблюдала, как парень разводит в сторону руки, как между его пальцами формируется фиолетовое свечение, озаряющее меня яркой вспышкой.
Тело мгновенно сковал дикий холод, оно сразу окоченело и больше не хотело мне служить. Кожа посинела, огрубела и стала на глазах рваться. Моё сознание затопила дикая нестерпимая боль от рвущихся мышц, от ставших такими хрупкими и более не выдерживающих веса моего тела костей.
Я больше ничего не ощущала кроме боли — дикой, бессмысленной и бесконечной.