— Красиво же. И богато глядится. Мы дома всегда много красим. Яиц в пост не едим, а куры несутся. — Длинными пальцами она взяла яйцо с кривым нарисованным крестом. — В церковь, нищим отдадим.

— Нина, — меня осенило, — сколько человек в твоей семье?

— Восемь, — спокойненько сказала Ниночка. — Мама, папа, бабушка с дедушкой, прабабушка, мамин брат, который мой дядя, с женой, и их сын Сашка. Я девятая.

— Теперь понятно, почему ты борщ всегда варишь в шестилитровой кастрюле.

— Так то у вас, а у нас дома от така выварка. — Нина развела руки в жесте хвастающегося рыболова. — И только на два дня хватат. А я, Маша, родных на Пасху в гости позвала.

— Всех? — От «радостного» известия у меня запершило в горле.

— Не-е. Прабабушку дома оставим, за ней соседка присмотрит.

— А Толик знает?

— Я ему говорила, когда он вчера ко мне в комнату стучался.

— И?

— Вчера взяла грех на душу, открыла дверь. Но этот грех я замолю.

— Ты про родственников или про…

— Я про Толика. А то, что мы прабабку не берем, так то я из жалости. Она курит много и часто в портки писатся.

Нина вынимала куличи из форм, снимала кальку, а я в красках представляла нашествие чужих родственников.

— Подожди, — я очнулась от представленной сцены из фильма ужасов. — Так это же завтра!

— Завтра. — Ниночка перекладывала куличи на красивое блюдо. — Ночью, наверное, приедут.

— Я этого не выдержу, Нина, я сумасшедшие дома не люблю.

— Ой, да ладно тебе, Маша. Они всего ж на три дня.

— На три дня? — У меня от «счастья» закружилась голова. — Нина, ты как хочешь, а я сегодня же сбегаю в гостиницу при кемпинге. С собой беру Данилу. А с Толиком и Ривзом ты сама справишься.

— Маша, — Нина села на стул и смотрела на меня виноватым взглядом. — Я думала, ты обрадуешься. У меня все родные золотые люди.