– Я – Ясон, – дерзко ответил он. – А это «Арго». И вся моя команда на нем, просто ты их не видишь. И мы плывем через Геллеспонт, так что не лезь.
И он снова погрузил весло в темные бурливые волны.
Эдвард презрительно пнул ногой корыто.
– Ничего себе у тебя «Арго»! – сказал он.
Гарольд обиделся.
– А что я-то могу поделать? – парировал он. – Это все, что я смог найти. И если бы у тебя хватило воображения, ты бы понял, что и корыто подойдет. Но ты не умеешь фантазировать.
Эдвард задумался.
– Послушай, – сказал он вскоре, – а давай возьмем лодку фермера Ларкина и поплывем по реке на настоящем «Арго», и найдем Медею и Золотое руно! Ты первым придумал эту игру, Гарольд, ты и будешь Ясоном.
От неожиданности Гарольд даже вывалился из корыта.
– Но, нам не разрешают плавать без взрослых! – крикнул он.
– Нет, – насмешливо ответил старший брат, – нам не разрешают. И Ясону тоже не разрешали, а он поплыл!
Гарольд спорил только для приличия, он страстно мечтал, чтобы его уговорили. Предстояло еще решить, брать ли с собой девчонок. Селина могла помочь грести, но могла и не одобрить наш план и, поразмыслив немного, чего нельзя делать, если отправляешься в путешествие, пойти и рассказать обо всем тетушке. Она достигла уже того неприятного возраста, когда у человека появляется совесть. Шарлотта, напротив, грезила наяву и рисковала упасть за борт, замечтавшись о чем-то. Она, конечно же, наплачет море слез, когда узнает, что мы не взяли ее с собой, но лучше море слез, чем гибель в пучине. Итак, было решено, что ни одна особь женского пола не взойдет на борт нашего корабля, хотя у самого Ясона была женщина в команде по имени Аталанта.
– Ну, – сказал Эдвард, – кто попросит лодку у фермера Ларкина? Я не могу. Он сказал мне недавно, что поймает и прибьет меня. Иди ты.
Я сомневался, стоит ли мне идти. И не без оснований.
– Понимаешь, – начал я, – я часто гоняю его любимых телят!
Эдвард сходу принял решение.
– Ясно, – сказал он, – тогда возьмем лодку без спроса. Так даже лучше, а то он только разозлится и все испортит. Что ж, за дело!
Мы спустились к речке и без помех и малейшего сопротивления со стороны врага, который косил в это время траву на лугу, захватили лодку. Эта так называемая «река» не была обозначена ни на одной карте Англии, наш «Арго» с трудом помещался меж ее берегов и рисковал разбиться о них при слишком крутом повороте. Однако, для нас она была знаменитой рекой Ориноко, что протекает в Южной Америке, и крупнейшие города мира усеивали ее берега. Мы направили «Арго» вверх по течению, чтобы поскорее уплыть подальше от фермы Ларкина. Гарольду мы честно позволили быть Ясоном, остальных героев поровну распределили между собой. Итак, покинув Фессалию, древние воители с победоносными воплями пересекли Геллеспонт, ловко проскочили между Сталкивающимися Скалами и преодолели острова сладкоголосых Сирен. Берега Лемноса поросли лабазником, шиповник усеивал побережье Мизии, и веселые песни косарей доносились до нас, пока мы плыли вдоль Фракии.
После часа или двух путешествия по морям древнего мира «Арго» врезался носом в грязь, точнее в пристань, утоптанную коровами и людьми, о чьем существовании свидетельствовал дымок, поднимающийся из труб жилищ неподалеку. Эдвард стремительно выпрыгнул на берег и, заявив о необходимости осмотреть местность, зашагал прочь, не поинтересовавшись, последуем ли мы за ним. Я же остановился, заметив поросшие мхом тяжелые ворота, ведущие в сад, чья задумчивая тишина, казалось, обещала встречу с новым волшебством.
И правда, едва мы осторожно прошли за ворота, даже сам воздух показался нам каким-то застывшим, и Гарольд начал стыдливо пятиться назад, словно мы без спросу пересекли порог чьей-то спальни и спугнули духов прошлого, которые теперь в спешке проносились мимо. Сад был полон цветов, но их головки поникли, а некоторые растения лежали прямо на земле, позабытые равнодушными хозяевами. Аромат гелиотропов царил повсюду, они свешивались гирляндами с высоких неподстриженных живых изгородей. Ничто не украшало лужайку перед домом: ни плетенные кресла, ни забытая шаль, ни оставленная на столе книга. Все занавески на окнах были задернуты. Только старые серые солнечные часы красовались посреди газона. Мы невольно бросились к ним, как к единственному признаку человеческого существования в этом саду. Старинная пословица была выгравирована по кругу на их плоской поверхности, мы усердно разглядывали и ощупывали ее, стараясь разгадать.