Я с некоторым запозданием создаю огненную сферу, освещая окружающее пространство – квадратную площадку два на два шага. Капитан возится с замком и чем-то бренчит, а я наконец собираюсь с мыслями достаточно, чтобы удивиться его присутствию. Кощеев ведь велел ему сидеть в кабинете, потому что он зачарован и может быть опасен, так? Но если его привела Маргарита, она, возможно, сняла следы воздействия, и он знает, что делает, когда ломится прямо в логово ведьмы, и Саламандра на него никак не…

Князев перестаёт бренчать и оборачивается. На очках бликуют отсветы пламени, придавая лицу капитана инфернальный вид.

– Я иду первым, – сообщает он не терпящим возражений тоном. – Там наверняка щиты, мне есть чем их пробить. Ты идёшь за мной, подбираешься как можно ближе и выпускаешь Саламандру. Этой, – он на миг умолкает и зло кривит губы, – бежать некуда.

– А ты… – начинаю я неуверенно, но он тут же перебивает:

– Мы тут болтать будем или парня твоего спасать?!

Снизу негромко рычит невидимый Гошка. Я очень, очень хочу возразить, потому что собственные логичные вроде бы доводы здесь, в темноте, кажутся слабыми и неадекватными. Почему нельзя сперва привести в чувство бойцов? Почему нельзя дождаться магов? Почему, в конце концов, не пустить вперёд Саламандру, она что, не пробьёт чужие щиты?!

Князев хватает меня за плечо, встряхивает и зло выдыхает в самое ухо:

– Или хочешь узнать, чем может закончиться человеческое жертвоприношение?!

Я не успеваю даже открыть рот, когда из-за двери доносится полный боли крик.

Мужской.

Взлетает – и обрывается, сменяясь ледяной тишиной.

Я в ужасе замираю, пытаясь выговорить имя, но губы не слушаются. Князев смотрит на меня, кривится – а потом с разворота вышибает дверь ногой. Внутри кто-то визжит, что-то падает, и я уже не думаю, просто ныряю вслед за капитаном в дверной проём, пролетаю сквозь облако искр, на миг различаю в полумраке лицо Элис, прижимаю ладонью Знак…

… И в следующую секунду теряю сознание.

Темно.

Больно.

Горячо.

Перед глазами пляшут огненные и дымные змеи, сворачиваются в клубки, насмешливо шипят – не знаю, как могут смеяться змеи, но эти точно издеваются, сволочи. Дышать тяжело, правая рука болит нестерпимо, словно из неё вырвали кусок как раз в том месте, где прежде ощущался Знак. Кое-как разлепляю глаза, вижу над собой темноту, успеваю испугаться, что совсем ослепла, но тут темнота начинает двигаться, рассыпаться на оттенки, и я соображаю, что это всего лишь тени на потолке, а колышутся они потому, что на полу, наверное, горят свечи. Под лопатками ощущается камень – алтарь? Жертвенник? – под пальцами левой руки нащупывается шёлк, а в складках – что-то лёгкое, прохладное, маленькое. С трудом поднимаю руку, подношу к глазам, вижу алый лепесток, вспоминаю антураж с присланных фотографий…

Вот, значит, где я. Осталось выяснить, где Сашка.

И Князев.

И Элис.