— Знаю. — Я дернул щекой. — При умелом использовании — неопровержимый.

— Это верно. — Лицо полицейского чина расползлось в ухмылке. — Хорошо, что понимаете. Если будете отвечать искренне да выполнять, что скажут, глядишь, жизнь себе и сохраните. А станете геройствовать… Пух — и точка, нет больше шпиончика!

Подобно многим трусоватым людям, мой сопровождающий любил размахивать оружием перед носом беззащитной жертвы, полагая, что тем самым возбудит страх еще больший, чем его собственный. Мое спокойствие нервировало тыловую крысу, но играть в игры сейчас времени не было. Хорошо бы успеть продумать линию поведения на допросе и пути отхода. Вот, к примеру, сейчас ничего не стоило выбить ногой пистолет. Да и задавить моего стража без помощи рук не составило бы особого труда. Но выскочить на ходу из кареты прямо под ноги драгунам — не лучший план.

Наконец экипаж остановился, чиновник поглядел на меня с нескрываемым превосходством и спросил:

— Желаете сознаться?

— В том, что я чудом спасшийся Людовик XVI?

— Паясничаете?

— Ни в малейшей степени. Потрудитесь объяснить, чего вы от меня хотите? Да, у меня был поединок с гусарским офицером, пытавшимся обесчестить девушку. И на этом поединке я его ранил. Если вы намекаете на это, то сознаюсь, но в другой раз поступил бы так же.

— Вы прекрасно сознаете, что от вас требуют!

— Что, по-вашему, я должен сознавать? Вы говорите, что полковник Шаблон накропал донос, — не отрицаю, я спас его и многих других офицеров. Вы говорите, что я ранил гусарского капитана, — и это правда. Могу добавить: не так давно я бежал из английского плена, освободив захваченный врагом корабль вместе с его экипажем. Это легко проверить, пошлите человека в Брест…

Не то чтобы я намеревался потрясти воображение чиновника своими подвигами, но, чтобы проверить мои слова, ему нужно было отослать гонца за подтверждением и дожидаться его возвращения с ответом, что в среднем давало полторы-две недели форы. Не так мало при удачном стечении обстоятельств.

— Выясним, — буркнул сопровождающий.

— Очень на это надеюсь. А также прошу вас послать гонца в штаб рейнской армии. Уверен, генерал Журдан даст мне самые лестные отзывы и рекомендации. — Это была уже откровенная наглость, однако невольно заставляла полицейского задуматься, не подводит ли его чутье, и не аукнется ли ему махание пистолетом.

Мои слова, произнесенные холодным, усталым тоном, заставили его несколько сдать назад.

— Но ведь вы же убежали от патруля. Это непреложный факт!

— Да, убежал. И даже был несколько груб с патрульными, в чем тоже готов сознаться. Но и они, должен сказать, вели себя крайне развязно. В другой раз я непременно бы призвал их к порядку, однако сегодня я был приглашен на ужин к генералу Бонапарту. Долгие разбирательства, когда и в каком эскадроне служил этот Марк и почему я его не помню, привели бы к опозданию на встречу, что не приличествует офицеру.

— Вы что же, знакомы с генералом Бонапартом?!

— Отдаленно. Но, зная о моих скромных способностях, генерал желал предоставить мне достойное место при своей особе. Завтра он выступает в поход, а я, из-за цепи нелепых случайностей, обрел совсем другие цепи…

— Проходите, лейтенант. — Полицейский чин кивнул в сторону открытой драгунами массивной двери с частыми витыми решетками на застекленном окне. — Если вы честный человек, это разъяснится. Можете не сомневаться, я сейчас же напишу рапорт министру.

— Прошу вас изложить все самым подробнейшим образом, не упуская ни единой детали. Ибо в деталях кроется правда, — назидательно произнес я и добавил уже про себя: «Кроется или прячется, какая разница?»