Я встаю, расстегиваю рюкзак. Достаю штатив и выстраиваю снимок: опустевшая улица. Вдалеке – незастроенные холмы Лос-Серроса. Пыль прошлого мерцает, оседая на гравии. Я настраиваю фокус на точку в нескольких футах от того места, где стою.
Я выставляю таймер и встаю перед камерой.
Я поворачиваюсь лицом к объективу и отступаю назад, пока не дохожу до нужной точки – достаточно близко, чтобы занимать бо́льшую часть кадра, достаточно далеко, чтобы поместиться в нем целиком. Таймер ускоряется – фотоаппарат готовится сделать снимок, – и я, выпрямившись, делаю глубокий вдох и выдыхаю, когда тиканье таймера обрывается. Я замираю. Я почти чувствую, как открывается затвор, пленка уплотняется, поглощает свет, и на ней появляюсь я.
Так я выгляжу: мне почти семнадцать лет, я стою на гравии посреди пустой улицы, опустив руки по швам. Прямые каштановые волосы до лопаток, которые год не видели ножниц и секутся на концах. Дюжина мелких веснушек на переносице – привет из детства. Острые локти и коленки, сильные руки, привыкшие к нагрузкам. Из-под белого топа торчат белые бретельки лифчика, джинсы грязные после целого дня в пыли. Маленький рот – ни блеска для губ, ни улыбки. Широко распахнутые, слегка удивленные карие глаза – ясные, несмотря на череду бессонных ночей. И выражение, которое сложно описать одним словом: отчасти ожидание, отчасти грусть, отчасти надежда.
Благодарности
Мне очень повезло: я знаю так много прекрасных людей, что перечислить их всех не хватит места. Я невероятно признательна всем вам за то, что вы наполняете мою жизнью теплом и любовью.
Моей маме, Деборе Хоуви-Лакур, и папе, Жаку Лакуру (он не пират и не математик, как можно было подумать): мне не хватит жизни, чтобы перечислить все, за что я вам благодарна. Буду краткой: спасибо за то, что всегда в меня верили. Моему младшему брату, Жюлю Лакуру: спасибо за то, что ты такой классный и всегда умеешь меня рассмешить. Моим дедушке и бабушке, Джозефу и Элизабет Лакур: спасибо за вашу безусловную любовь – и за то, что объяснили мне теорию относительности.
Шерри и Хэлу Строблам – спасибо вам за вашу любовь и великодушие. Мне очень повезло – по многим причинам – быть вашей невесткой.
Моему редактору, Джулии Страусс-Габель: спасибо за то, что помогла подчеркнуть лучшее в этом романе и в процессе работы над ним научила меня многим вещам. Всем в
Джессике Джейкобс, одной из первых читательниц этой книги: спасибо за непоколебимую веру в то, что ворох разрозненных отрывков когда-нибудь превратится в роман, и за мудрые советы и поддержку на всех этапах этого пути. Ванессе Микале, Рейчел Муравски, Эвану Прикко и Эли Харрис: спасибо за ценные мысли, помощь и дружбу. Эрику Леви: без тебя я бы так и не решилась написать литературному агенту. Шарлотте Рибар и Софи Смайер: читать ваши комментарии было огромным удовольствием, и они помогли мне куда больше, чем вы можете себе представить. Мэнди Харрис: спасибо за то, что подготовила рукопись к выходу в свет. Мие Нолтинг: спасибо за океан творческой энергии, которую ты вложила в эту книгу еще до того, как мы подписали контракт. Моей лучшей подруге, Аманде Крампф: спасибо за то, что еще со школы была моей верной сообщницей. Я безумно рада, что мы познакомились на той остановке.
Моим учителям от начальной школы и до выпускных классов: вы вложили в меня столько труда – и вы прекрасны. Особая благодарность Джорджу Хегарти, доктору Рут Сэкстон и Ли Июнь. Кэтрин Райсс: спасибо, что рассказали мне о детской литературе, за ваши мысли и поддержку в написании этой книги. И конечно, Изабель: спасибо тебе за первое письмо от поклонницы, которое я получила.
И наконец, Кристин Стробл. Спасибо за то, что прочла каждое слово каждого черновика и за то, что плакала в правильных местах. Но больше всего я благодарна тебе за то, что ты делаешь меня такой счастливой. Без тебя не было бы этой книги.
От автора
«Не то чтобы это была моя трагедия», – говорила я.
Но я ошибалась.
Я училась в девятом классе, и со мной учился один мальчик.
Шел урок искусства. Мы стояли у соседних мольбертов в фартуках и держали кисти между пальцев, заляпанных краской. В ушах у нас были наушники, а громоздкие плееры лежали рядом на стульях. Учительница что-то сказала, и мы поставили на паузу песни, которые слушали.
Я не помню, что именно она сказала – вряд ли что-то важное, – но я помню, что, когда она закончила, мальчик повернулся ко мне.
– Мне нравится твоя картина, – сказал он.
Я взглянула на свои аккуратные линии, перевела взгляд на его яркие широкие мазки.