Когда я добираюсь до места, на улице хоть глаз выколи, и я мысленно благодарю папу за то, что он заставляет меня возить в багажнике фонарь. Я оставляю машину у библиотеки, пробираюсь к разбитому окну кинотеатра, подсвечивая путь фонариком, забрасываю внутрь рюкзак и забираюсь сама.
Я достаю дневник Ингрид и аккуратно вырываю первую страницу. Кладу рисунок «Я воскресным утром» в папку, в рюкзак. Потом поднимаюсь в проекционную кабину за коробкой с буквами для вывески. Я хочу оставить ей послание.
Если бы я не лазила весь минувший год по дереву, то была бы сейчас в ужасе. Я карабкаюсь по шаткой стремянке, которая наверняка стояла в комнате отдыха много лет; с одной стороны у меня зажат под мышкой фонарик, с другой – пакет с буквами. К счастью, под вывеской есть уступ, на который можно положить вещи. Стоит тихая теплая ночь. Я не знаю, как уместить на таком маленьком пространстве все, что я хочу ей сказать. Я снимаю старые слова – «ДО НО ЫХ ВСТР Ч! СПА ИБО» – и думаю, что бы такого написать.
Я перебираю в памяти все: красные серьги в форме пуговиц. То, как украдкой подглядывала, пока она писала дневник, и выхватывала отдельные слова, фразы и фрагменты рисунков. Вмятинки на ее коже в тех местах, где она слишком сильно сжимала ручку. То, какой я себя чувствовала, когда она направляла на меня объектив: неловкой, милой, нужной. Как мы прогуливали уроки и шатались без дела. Голубые вены, бледную кожу.
Я перебираю буквы и нахожу те, что нужны для начала. Они легко встают в пазы. Я думала, что мне понадобятся все буквы, но, когда я заканчиваю первое предложение, я понимаю: это все, что мне осталось сказать.
«Я СКУЧАЮ».
Я осторожно спускаюсь на землю. Возвращаю пакет с буквами в проекционную кабину, где ждет мой рюкзак. Снова достаю дневник. Птичка полностью облетела. Я кладу дневник на полку, к книгам и старым пленкам. Встаю, отхожу к двери и в последний раз освещаю фонариком черную обложку. Отсюда дневник ничем не отличается от других книг.
Я просыпаюсь в джинсах и толстовке. Минувшая ночь вспоминается как в тумане.
На всякий случай я проверяю рюкзак. Карман на молнии пуст.
Когда я спускаюсь на завтрак, на моем месте за столом уже стоит тарелка с хлопьями. Родители сидят рядом и читают разные половины одной газеты.
– Мы собрали тебе обед, – говорит папа. Мама протягивает мне бумажный пакет. Я заглядываю внутрь. Сэндвичи с арахисовым маслом, яблоко, батончик с гранолой.
– Ох, – говорю я, – прямо как в шестом классе.
Мама закатывает глаза. Папа ерошит мне волосы.
У меня всего пара минут. Я закидываю в себя хлопья, чищу зубы, прощаюсь с родителями и в последний раз иду к кинотеатру.
На углу, напротив торгового центра, я слышу со стороны дороги низкий рокот. В мою сторону движется вереница грузовиков. Я смотрю, как они медленно ползут по главной дороге, один за другим, подобно похоронной процессии. Водитель в красной кепке машет мне. Я приветственно поднимаю руку.
Сейчас всего начало восьмого, но солнце уже припекает. Далеко впереди грузовики медленно сворачивают направо, к кинотеатру. Я иду за ними.
Когда я добираюсь до места, вдоль квартала уже растянулась толпа зевак, а рабочие разгружают грузовики. Над ними возвышается огромная оранжевая машина, похожая на металлического динозавра. На минуту я забываю о небоскребах и горах – мне кажется, что выше нее на Земле ничего нет.
Я пробираюсь через толпу пенсионеров, мужчин с раскладными стульями и мам с детьми и оказываюсь у ограждающей ленты. Странно видеть всех этих людей здесь, в месте, которое я считала секретным. Интересно, многие ли из них бывали здесь раньше? Что этот снос означает для них?
Я сажусь на землю, скрестив ноги, и меня окружают люди.
Оранжевая машина оживает.