– Значит, искусство.

– Ладно.

– Может, у тебя будет своя выставка.

– Или я просто буду много ходить по галереям.

– Ты будешь великолепна, – сказала Ингрид. – Может, станешь преподавать что-нибудь, и на тебя будут западать ученики.

Я улыбнулась. Повернулась к ней.

– А ты?

Она пожала плечами.

– Да так. Буду путешествовать, фотографировать.

– А университет?

Я смотрела на нее, ожидая ответа. Если в ее лице и было сомнение, я его не заметила.

Наконец она сказала:

– Куда ты, туда и я.

Я шлепнула ей на колени учебник по биологии.

– Если мы вообще куда-нибудь поступим.

Она рассмеялась, и я рассмеялась тоже, и я почти не слушала ее, не думала: «Я слышу ее смех в последний раз».

– Поступим, куда денемся, – сказала она. – Будет здорово. И у тебя все сложится хорошо.

И в какой-то момент, когда она собралась уходить, я отвернулась, и она сунула мне под кровать свой дневник, а я, наверное, думала о какой-нибудь ерунде, не подозревая, что меня ждет.

Я еще долго сижу на месте сноса. Рабочий с лентой уходит, и остальные тоже, увозя с собой части огромной машины и останки кинотеатра, пока не остается только солнечный свет, пыль и пустой, гладкий участок.

Это не тот счастливый финал, о котором мечтали мы с Ингрид, но это часть того, что я должна пережить. То, как меняется жизнь. Как исчезают люди и вещи. То, как они неожиданно появляются и становятся тебе дороги.