Никто ему не ответил, лишь стая маленьких пичужек испуганно вспорхнула из тиссовых зарослей.

— Так это были вы, шпана! — ухмыльнувшись, пробормотал он.

Некоторое время он стоял у окна, с наслаждением вдыхая влажный воздух, очищенный недавним дождем, затем зевнул и шаркающей походкой вернулся в постель, наткнувшись по дороге на пропавшие спички. Он долго и старательно пытался уснуть, но тщетно. События последних двух дней проплывали в его памяти, и он восстанавливал каждую их деталь. Ах, этот американец! Он завидовал его молодости, его жизнерадостности и спокойной уверенности в себе. Боязливая мысль пришла ему в голову. Уже не раз молодежь из других стран приезжала в Англию, дабы впрыснуть в нее свою молодую энергию. Даже здесь, в его собственном замке, молодые датчане, приехавшие из Франции как победители, создали своим мужеством новую жизнь. Он снова зажег лампу и взял книгу.

«О, Франция! — писал почтенный летописец, — ты простираешься на земле, израненной многочисленными убийствами… Но вот появляется новая раса, вышедшая из Дании… Между вами был заключен союз, и эта раса будет носить твое имя и твою славу…»

«О, как плодотворно оказалось слияние, — продолжала древняя книга, — римской античности с новыми силами молодой расы!»

Сэр Ричард вздохнул и подумал, что теперь едва ли уснет. Очевидно, он сам и принадлежит к этой античности. А Джон Блэйн? Не является ли он носителем новой силы? Сэр Ричард положил книгу и погасил свет. Ему было холодно. Он подтянул одеяло к подбородку и неожиданно заснул тяжелым сном, прерываемым тревожными сновидениями.

Спустя несколько часов — а возможно, и минут — он проснулся из-за смутной и хорошо ему знакомой тревоги, которая предшествовала сильнейшей мигрени. Как избежать ее в этот раз? Он уже чувствовал, как боль начинает сжимать его виски и одновременно сознание погружалось во мрак. Свет! Ему нужен был свет! Он задыхался, его веки отказывались подниматься, руки и ноги, казалось, были скованы тяжелыми цепями. С трудом ему удалось встать с кровати, он на ощупь поискал лампу или спички, но усилия его были тщетны.

Сэр Ричард вспомнил, что за раздвигающимся панно всегда имелась свеча и спички. Прокладывая себе дорогу в темноте, он подошел к панно, где среди выступающих скульптурных украшений нащупал пальцами звезду и нажал на ее центр. Потайная дверь, о которой никто не знал, кроме него и Уэллса, со скрипом открылась. Он переступил порог, и панно задвинулось на место, не оставив следа. В нише стены он нашел свечу и спички. Из-за сырости ему пришлось чиркать спичкой несколько раз, прежде чем свеча загорелась. Разбитый болезненной мигренью, он вышел в коридор и по винтовой лестнице добрался до третьего этажа, двигаясь словно лунатик. Теперь он оказался в коридоре башни, таком узком, что и два человека могли там разойтись с большим трудом, и который заканчивался дверью с закругленным верхом. Он толкнул ее и очутился в комнате восьмиугольной формы.

В свете свечи он увидел истощенную фигуру Уэллса; его взлохмаченные волосы были полны паутины.

Старик опустился на одно колено и сказал:

— Добрый вечер, Ваше Величество.

Сэр Ричард протянул руку для поцелуя.

— Поднимитесь, лорд Данстен, — сказал он.

Уэллс повиновался, сделал глубокий поклон и, как бы подчиняясь давно установленному ритуалу, взял из рук сэра Ричарда свечу и поставил ее на стол.

— Не угодно ли Вашему Величеству сесть?

Уэллс пододвинул массивное дубовое кресло, покрытое старым бархатным плащом темно-красного цвета и таким широким, что его хватило, чтобы укутать плечи сэра Ричарда.

Сидя в кресле, сэр Ричард ждал в полной тишине, пока Уэллс направился к большому дубовому сундуку, стоявшему у стены. Он с трудом поднял его крышку и вытащил оттуда большую книгу, обтянутую кожей и снабженную серебряными застежками. Двумя руками он подал ее сэру Ричарду, сидевшему в кресле с закрытыми глазами. Уэллс вернулся к сундуку и вытащил оттуда массивный золотой скипетр, украшенный драгоценными камнями, который также двумя руками отнес сэру Ричарду и вложил ему в правую руку.

В очередной раз Уэллс достал из сундука корону, но она была не из золота, а из позолоченного металла. На четырех ее зубцах сверкали звезды, сделанные из серебряной бумаги. Это была не настоящая корона, а подделка. Уэллс надел ее на голову сэра Ричарда, затем, склонившись в глубоком поклоне, спросил:

— Ваше Величество желает еще что-нибудь?

— Нет, лорд Данстен, — ответил сэр Ричард, — вы можете удалиться.