Так что оккультист Гэ Хун — скорее сциентист и эмпирик, чем мистик-иррационалист и визионер.

Учению о Дао-Пути, даосской онтологии и метафизике посвящены (частично) первая, девятая и восемнадцатая главы «Баопу-цзы». Надо сказать, что метафизика — не самая сильная сторона Гэ Хуна, и здесь он малооригинален (недаром первая глава «Баопу-цзы», особенно ее первая половина, по существу, является просто хорошим парафразом первой главы «Хуайнань-цзы» — знаменитого даосского компендиума II в. до н. э.). Гэ Хун стремится поскорее покинуть метафизические выси и вернуться к проблемам практическим — будь то преимущества отшельнической жизни, критика суеверий и простонародных культов или методы даосского созерцания.

Вторая, третья, пятая и многие другие главы посвящены критике «обывателей» (су), «с порога» отвергающих веру в физическое бессмертие, бессмертных и даосские методы обретения бессмертия. Гэ Хун показывает себя здесь как отличный полемист, использующий как логические, так и эмпирические и исторические аргументы.

Алхимия подробно рассматривается Гэ Хуном в четвертой («великие эликсиры бессмертия»), одиннадцатой (фармакология и криптоботаника «бессмертия») и шестнадцатой (златоделие, аурифакция) главах его трактата.

Девятая глава по преимуществу критикует народные верования, суеверия и так называемые «непристойные культы» (инь сы). Если бы здесь Гэ Хун, увы, не апеллировал к репрессивному аппарату власть имущих и палачу, то его по уровню рационалистичности и едкости вполне можно было бы сравнить с Вольтером или Гольбахом.

Десятая и двенадцатая главы посвящены рассмотрению соотношения даосизма и конфуцианства; для Гэ Хуна даосизм — корень (основное, главное), а конфуцианство — верхушка (производное и второстепенное). Здесь Гэ Хун также объясняет разницу между совершенным мудрецом и бессмертным, тратя немало усилий, чтобы доказать (особенно в двенадцатой главе), что Конфуций отнюдь не был всеведущ и часто проявлял элементарную неосведомленность.

Четырнадцатая и двадцатая главы раскрывают тему важности поисков истинного даосского учителя, под руководством которого только и можно заниматься подлинной даосской практикой. Здесь же Гэ Хун обрушивается на различных шарлатанов и проходимцев от даосизма, богатеющих на легковерности и наивности обожающих их последователей.

Семнадцатая глава посвящена искусству отшельнической жизни и различным средствам, защищающим от горной нечистой силы, готовой атаковать незадачливого анахорета и уничтожить его. Особенное внимание Гэ Хун уделяет различным формам экзорцизма и защитительной магии, прежде всего даосским амулетам и талисманам.

Девятнадцатая глава по большей части представляет собой каталог даосских текстов, имевшихся в библиотеке учителя Гэ Хуна — даоса Чжэн Сы-юаня. Этот весьма репрезентативный каталог может считаться непосредственным формальным предшественником первого варианта Даосского канона — «Дао цзана», появившегося столетие спустя благодаря трудам даоса Лу Сю-цзина.

Остальные главы в основном посвящены спорам с обывателями-оппонентами, ответам на вопросы сочувствующих и описаниям различных «малых» даосских методов — гимнастики даоинь, дыхательных упражнений, визуализации, сексуальной практики, магических приемов, астрологии, медицины и т. п. Обсуждение этих тем постоянно перемежается рассказыванием различных исторических анекдотов и «случаев из жизни», что делает «Баопу-цзы» весьма интересным чтением.

И здесь уместно поставить вопрос о литературных достоинствах этого произведения.

«Баопу-цзы» отнюдь не сухой трактат, написанный бесстрастной кистью далекого от жизни и ее треволнений мудреца. Во-первых, данный трактат в высшей степени авторское произведение, и в его тексте в полной мере отразились личность Гэ Хуна, его индивидуальность, черты характера и темперамент, так что знакомство с этим незаурядным человеком — одно из удовольствий, ждущих здесь читателя.

Во-вторых, «Баопу-цзы», несомненно, произведение высокой китайской словесности, написанное умелым стилистом, превосходно владеющим всеми нюансами древнекитайского письменного языка. Иногда, с нашей точки зрения, Гэ Хун излишне пышен и велеречив (особенно в переполненных метафорами и сложными параллелизмами разделах, посвященных описанию Дао-Пути и космического порядка вообще), но таков уж был тон и дух той эпохи, породившей стиль, известный среди китаеведов под названием «лю-чаоского барокко» (Лю-чао — Шесть династий, так назывался период китайской истории с III до конца VI в.). Притом надо отметить, Гэ Хун с избытком искупает эту лексическую и стилистическую избыточность в других разделах текста, где его язык становится достаточно строгим и прозрачным. В-третьих, это, безусловно, произведение художественной прозы, сыгравшее свою роль в формировании китайской повествовательной прозы малых жанров (сяо шо), прежде всего «новелл об удивительном» (чуань ци). И в этом отношении «Баопу-цзы» Гэ Хуна стоит в одном ряду с такими памятниками той же эпохи, как «Записки о поисках духов» Гань Бао и «Новые речи, в свете ходящие» («Ши шо синь юй») Лю И-цина. «Баопу-цзы» весь пронизан включенными в него сюжетными повествованиями, тем, что современные китайцы называют «гуши» («история», «рассказ»), описаниями неких «случаев из жизни» (обычно волшебного или фантастического характера), структура (а часто и содержание) которых вполне аналогичны структуре новелл Гань Бао. И эти «истории» и «анекдоты» придают ученому трактату дополнительную прелесть и обаяние.

Трактат Гэ Хуна содержит огромный объем информации по истории алхимии. И вместе с тем это не эзотерический текст типа «Цань тун ци», а скорее популярная книга по основам даосизма. Цель текста — ознакомить лиц, которым судьба (влияние звезд) уготовила возможность обретения бессмертия, с даосизмом, чтобы они могли, получив общее представление о нем, приступить к серьезной практике под руководством опытного наставника.

Из китайских алхимиков того же исторического периода следует упомянуть Тао Хун-цзина (456–536).

Тао Хун-цзин принадлежал к аристократическому роду, что позволило ему начать придворную службу. Однако, познакомившись с учением школы Маошань, он покидает двор и становится отшельником, известным под именем Хуаян-иньцзюй (Отшельник из Хуаян). Последний период своей жизни он проводит исключительно в скиту на горе Маошань близ современного Нанкина. Однако он сохраняет благорасположение лянского императора У-ди, для которого Тао Хун-цзин регулярно готовит лекарства и эликсиры. У-ди был ревностным буддистом, называл себя «императором-бодхисаттвой» и даже пытался уйти в монастырь. Он был инициатором гонений на даосизм, особенно на отшельников, и тем не менее Тао Хун-цзин оставался его доверенным лицом, что способствовало укреплению позиций маошаньского даосизма. В истории науки Тао Хун-цзин известен не только как алхимик, но и как медик-фармаколог.

Алхимические труды Тао Хун-цзина отразили начавшийся в рамках Маошань медленный процесс перехода от лабораторной алхимии к внутренней. Теперь внешнее средство, эликсир, должно было трансформировать внутренний мир, психику адепта. Отсюда и интерес Маошань к психоделикам, использовавшимся в процессе созерцания. Все в большей степени созерцание алхимического процесса для обретения совершенства подменяет прием снадобий внутрь. Вместе с тем полного отказа от приема эликсиров не произошло, причем, как уже говорилось, готовились и заведомые яды как средство для обретения бессмертия через «освобождение от трупа», один из которых, видимо, и стал причиной смерти самого Тао Хун-цзина.

Тао Хун-цзин придавал особое значение приготовлению эликсиров из ртути (типа каломели Hg₂CL₂). В Европе широкое применение хлоридов ртути относится только ко времени парацельсовского переворота в медицине (XV–XVI вв.), хотя сам способ их приготовления был известен с XIII в. В Китае же хлориды ртути были широко распространены еще в IV–VI вв. Описаны Тао Хун-цзином и соединения мышьяка.

После объединения Китая в единую империю при династиях Суй (589–616) и Тан (618–907) начинается новый этап истории алхимии, связанный с обобщением результатов предыдущей эпохи и совершенствованием технического аспекта алхимических процедур. Крупнейшим алхимиком этого периода был Сунь Сы-мяо (Сунь Сы-мо, 581–682).

Сунь Сы-мяо более знаменит как врач, а не как алхимик; он даже удостоился почетного титула «Царь лекарств» (яо ван). Его главным сочинением является текст под названием «Основные наставления по киноварному Канону Высшей Чистоты» («Тай цин дань цзин яо цзюэ»).