Он вышел на просторное место. Видимо, это и была персональная выставка Августа Яолы: огромный зал, высокий потолок и свет, устремленный в одну точку в центре зала. Ослепительные лучи скрещивались на одной-единственной бронзовой статуэтке.

Небольшая такая фигурка…

Голый бронзовый парень стоит на коленях. Его ноги словно пустили под землей глубокие, жадные корни и сами наполовину вросли, утонули в почве. Тело дугой откинуто назад. Руки по запястья – в земле, их тоже затягивают вниз корневые жилы. Обезумевшее лицо устремлено к небу. Во всем теле: от еле проступающих над поверхностью земли пяток до затылка, – мышцы сведены в предельной судороге. Нет ни одной жилы, ни одного куска мяса, не натянутого до боли. И голова, с которой стекают не то слезы, не то пот, и шея, и тело – единый вылитый ком, рвущийся из живых щупальцев земли. Все говорит о том, что в следующий момент этот пацан отдаст душу. Непонятно лишь, кому она достанется: всепожирающему болоту или равнодушному небу…

– О, ля-ля! – услышал Вадим за спиной. – Кто к нам пожаловал!

Он увидел Кобру.

– Поди, не чаял меня здесь встретить? – спросила она, подплыв ближе, точно змейка. – Так, кого мы теперь хотим больше всех на свете?

Вадик виновато опустил голову.

– Чапаев, я же объяснила – меня не надинамить. Многие пытались – не прошло. Тебе светят крупные неприятности. Ладно, может, и выкарабкаешься… – Она обошла по кругу бронзового мальчика с таким видом, словно перед ней лежал ее новорожденный ребенок.

– Кто это? – не понял Вадим.

– Классно? – улыбнулась Кобра, засияв белыми зубами. – Мой любимчик: никогда не расслабляется, всегда знает свое дело. Кристальная душа – вот уж кто не подвержен инфляции – с каждой секундой все дороже и дороже. Знаешь, Чапаев, я обошла всю землю, но ни у кого не встретила такой веры. – Цыганка погладила бронзового человека. Мир в его представлении заселен миллиардом демонов и несколькими ангелами, он верит в реинкарнацию: будто демоны, которые послушно вели себя в прошлой жизни, попадая на землю, по своим скромным понятиям считают, что попали в рай. Ангелы так не думают. Их присутствие в тварной оболочке – своего рода ГУЛАГ. Но они провинились, у них нет выбора, они одиноки и неприкаянны. Демоны кишат стаями на празднике новой жизни. Ангелы стенают в пустыне и молят лишь об одном, чтобы вернуться в изначальное материнское лоно. Чем скорее, тем лучше.

– Зачем ты мне это говоришь? – спросил Вадим.

– А чтобы ты знал. Проходимец Август не ведал, что творил, совсем от рук отбился. Он слепил эту статуэтку за мгновенье до смерти. Нельзя человеку брать столько духа, нельзя. Он просто пожадничал. А жить-то хотел – о! – еще как. Всем бы так хотеть.

– Кто убил Августа Яолу?

– Я.

– За что?

Кобра пожала плечами:

– Я и не думала. Захотела убить, и убила. Я не имею права не делать того, что хочу. Я никогда не думаю. Идем, я тебе покажу бедного Августа, – Кобра куда-то направилась, поманив за собой Вадика.

Она привела его к винтовой лестнице, и они поднялись под крышу собора. Цыганка оставила его в тесном и душном помещении, напоминавшим келью монаха, а сама ускользнула. Словно змейка.

Он присмотрелся и увидел в полумраке группу людей – человек пять – в черных фраках. Все они стояли на коленях вокруг жертвы и не обращали на Вадима никакого внимания. Жертва лежала на полу тоже в черном, однако самом шикарном фраке, какой только можно себе вообразить, без признаков жизни. Ее голова представляла собой убойное зрелище: от башки не осталось следа – вместо нее валялась бесформенная чурка, густо облитая красным кетчупом.

Вадим подошел ближе, присел на корточки и забинтованной рукой дотронулся до головы жертвы: да, это, действительно, кетчуп – убедился он…