– Более пятидесяти, – ответил Цезарь, и на лице его появилась мальчишеская улыбка. – А чтобы не терять попусту ни минуты, на ходу сочинил поэму. Называется «Путешествие».

– Ну вот, а почитать мне не дал, – укорила его я. – Почему же ты позволяешь политическим карликам вывести тебя из равновесия? Это не удалось даже ополчившимся против тебя силам природы.

– Люди доводят до бешенства куда успешнее, чем холод, голод, жажда или жара.

Я опустилась рядом с ним на колени – да, опустилась на колени! – и заглянула ему прямо в глаза.

– Ты зашел слишком далеко и сделал слишком много, чтобы потерпеть неудачу из-за обычной человеческой слабости. Избавься от этой слабости! Не дай ей взять над тобой верх! Или ты победишь ее, или она одолеет тебя и сведет на нет все твои достижения.

Прислушается ли он ко мне?..

– Но разве я не человек? – воскликнул Цезарь, и голос его был исполнен страдания. – Как могу я приказать себе стать камнем? Все происходящее буквально рвет меня на части, раздирает сердце и душу!

– Залечи раны и успокойся, – сказала я. – Да, твой дух ранен, и его нужно исцелить, как любой порез на теле. Если ты этого не сделаешь, он загноится, и зараза начнет распространяться. Пока не поздно.

Не знаю, прислушался ли Цезарь к моему совету, но на несколько дней он исчез. Толки и пересуды в городе не стихали. Для мирного города, которому не угрожали враги, Рим был на удивление беспокойным и возбужденным.

Я удивилась, когда ближе к концу месяца на вилле объявился Октавиан. Я встретила его в примыкавшей к атриуму комнате с темно-красными стенами, расписанными мифологическими сценами – чтобы компенсировать наличие лишь одного окна.

Он выглядел старше и выше ростом. (Не заказал ли он себе новые сандалии?) По-прежнему красивый, он уже не казался таким изнеженным. Его тело стало гораздо крепче, и это не могла скрыть даже тога. Испанская кампания сделала его мужчиной, хотя он и не принимал участия в настоящих боевых действиях. Хватило и того, что он добрался до театра военных действий.

– Ты очень возмужал, – сказала я. – Должно быть, поездка пошла тебе на пользу.

Как ни странно, появление молодого человека пробудило во мне теплые чувства. В конце концов, его верность Цезарю не подвергалась сомнению, а это дорогого стоило.

– Я пришел, чтобы попрощаться с тобой, – сообщил он. – Мой дядя договорился о том, чтобы мы с Агриппой отправились через Адриатику в Аполлонию для совершенствования в риторике и военном деле.

– Уверена, что Цезарю трудно с тобой расстаться, – ответила я, не кривя душой.

– Мы присоединимся к нему в его следующем походе, когда от нас будет больше пользы, – сказал Октавиан.

В следующем походе? Предстоит еще одна кампания?

– В Парфии? – спросила я тихо.

Конечно, в Парфии, не иначе.

– Да. Мы уже на полпути туда. Он пошлет за нами, когда переправится.