– Приветствую, – буркнул он и без перехода добавил: – Что, другого света здесь нет? – Олимпий указал на напольный светильник с пятью горящими фитилями.

– Можно зажечь и остальные, – сказала я, благо в помещении имелось еще несколько бронзовых настольных ламп, наполненных маслом. – Я не знаю, что именно тебе нужно видеть.

– Я отлично вижу главное! – Он указал на мой живот. – О дорогая Клеопатра, зачем ты это сделала? Я же научил тебя предохраняться! Дал снадобье и подробно рассказал, как им пользоваться.

– Снадобье твое я взяла с собой, но не могла же я принять его, когда меня завернули в ковер.

– Конечно нет, но ты вполне могла сделать это потом. Ведь не отправилась же ты из ковра прямо к нему в постель.

Он выдержал паузу, ожидая подтверждения своих слов, а когда его не последовало, издал стон. Что свидетельствовало о глубоком потрясении, так как обычно Олимпий прекрасно владел собой.

– Я не жду сочувствия. Ты не одобрял меня с самого начала, – сказала я.

Он фыркнул.

– Даже если так, сразу после… после того, что произошло… ты могла принять надлежащие меры! Ты бы успела! В конце концов, он не Зевс, которому достаточно посетить смертную женщину один раз, чтобы она понесла.

Я не удержалась от смеха.

– Друг мой, хоть я и не рассчитываю на твое одобрение, но должна сообщить тебе: я вполне довольна тем, что случилось. Лучше сказать, я счастлива. Это не совсем то, что я себе представляла в палатке Газы. Нет, это нечто совершенно другое, нечто…

Олимпий снова хмыкнул.

– Пожалуйста, избавь меня от подробностей. Мне они неприятны.

– Просто он тебе не нравится.

– Да. И никогда не понравится.

– Честный ответ.

– Я рад, что ты оценила. Теперь… что бы ты хотела знать? Сдается мне, тебе не нужны мои советы!

– Ты обучался у лучших врачей Александрии, твои познания безупречны. Можешь ты узнать заранее день родов?

– Нет. Только приблизительно. Точная дата зависит от многих условий.

Он подошел ко мне, мягко положил руку на мой живот и стал осторожно прощупывать его со всех сторон.