Не обращая внимания на ошеломлённое выражение лица Биндевальда, Сильвестр жестом подозвал меня к себе.
— Мы уже заключили договор удочерения. Ну же, Майн.
Я подошла к нему, и Сильвестр потянул за цепочку на моей шее, вытягивая ожерелье с чёрным камнем.
— А вот и доказательство этого.
— Эта девчонка… ваша приёмная дочь?
— Ага. Если бы она была простолюдинкой, то правда была бы за тобой, вот только она уже являлась моей приёмной дочерью. Понимаешь, что это значит? Твоё преступление — это не только незаконное проникновение в город, но и нападение на члена семьи герцога. Её эскорт серьёзно ранен, и она говорит, что ты атаковал её магической силой, — ответил Сильвестр, снисходительно фыркнув, а затем посмотрел в мою сторону. — Расскажи, что тебе сделал граф?
— Он не просто атаковал меня магической силой, его люди напали на меня в нижнем городе, а затем он пытался силой заключить со мной договор подчинения. Вот, он порезал меня ножом, — объяснила я и раскрыла ладонь и показав рассечённый палец, который лишь сейчас прекратил кровоточить.
Я перечислила всё, что только могла вспомнить, наблюдая как жаба бледнеет от ужаса.
— Люди, что напали на нас во время весеннего молебна, также были подчиняющимися ему солдатами с пожиранием. Он скулил о подручных, которых потерял во время сегодняшнего нападения и того, что было весной.
Мои слова как простолюдинки ничего бы не значили, но сейчас, хоть и приёмной, но я была дочерью герцога. Не говоря уже о том, что Сильвестр сопровождал нас во время весеннего молебна. Пускай жаба этого и не знала, но его люди напали на самого герцога.
— Надо же, а у него немалый список преступлений. Граф Биндевальд, ты арестован. Твои преступления — незаконное проникновение в мой город, а также нападение на мою дочь и её рыцаря эскорта, — резко произнёс Сильвестр, не оставляя места для споров. — Кроме того ты подозреваешься в нападении на кареты во время весеннего молебна. В то время я тоже был там, а потому я могу счесть это объявлением войны аубом вашего герцогства. Твоё преступление затрагивает отношения между герцогствами. Когда тебя допросят, я спрошу ауба Аренсбаха, действительно ли он намеревается объявить нам войну. Только после этого твоя судьба будет решена. Забери его.
В руке Карстеда появилась волшебная палочка и он взмахнул ей, выпуская полосы света, связавшие графа так же, как и главу храма. Глаза графа закатились и у него изо рта пошла пена, таким образом он был схвачен без какого-либо сопротивления. Затем Карстед подошел к двери, ведущей к дворянским воротам, распахнул её и выстрелил в небо луч света. Дворянские врата открылись, и рыцарский орден, уже ожидавший за ними, вошёл в храм, чтобы забрать Биндевальда и бессознательного Дамуэля. Бросив взгляд на работу рыцарей, Сильвестр затем перевёл взгляд на главу храма.
— Сильвестр, тебе не нужно прислушиваться ко мнению Фердинанда, ведь мы даже не знаем, какая женщина его родила. Это ведь он обманом заставил тебя удочерить такую презренную простолюдинку, как Майн? Не могу поверить, что такой ребёнок, как она, будет развращать сердце нашего герцога. Пожалуйста, немедленно отмени удочерение. Прошу, прислушайся к словам своего дяди, — дал совет глава храма, по прежнему лёжа на полу, связанный путами из света.
По тому, с каким презрением смотрели на него Карстед и Фердинанд, я могла понять, что он не впервые использовал эту фразу.
— Пускай Фердинанд и родился от другой матери, но он всё ещё мой младший брат. Он опытен и надёжен. Я прошу тебя не оскорблять его.
— Ты не можешь доверять своему сводному брату! Моя старшая сестра…
— То что ты думаешь, не имеет ко мне отношения. Мы разные.
Так значит главный священник сводный брат герцога и сын предыдущего герцога? Это объясняет, почему рыцарский орден преклоняет перед ним колени.
Услышав о неизвестном мне прошлом главного священника, я удивилась. Должно быть, глава храма и мать Сильвестра всегда пытались помешать дружбе сводных братьев. Возможно, в этом и кроется причина, по которой главный священник присоединился к храму.
— Сильвестр, ты мой любимый племянник, драгоценный сын моей старшей сестры. Я не хочу, чтобы с тобой случилось несчастье. Пожалуйста, прислушайся к моему совету, — умолял глава храма, словно жалкий старик.