Получив письмо старца Амвросия, Великий князь пишет: «И письмо и благословение Ваше я всегда буду свято хранить как знак памяти о незабвенных днях, проведенных в Вашей Святой Обители, и о беседах в келлии у вас» (31 декабря 1887)326. Одновременно была получена Великим князем от архимандрита Исаакия Казанская икона Божией Матери. «Приношу Вам горячую и искреннюю благодарность за дорогую мне святую икону Казанской Пресвятой Богородицы, — в тот же день писал Константин Константинович архимандриту Исаакию, — Дар Ваш я по гроб жизни буду хранить и как святыню, и как Ваше благословение, а детям завещаю по моему примеру беречь присланный Вами образ. Благодарю и за добрые строки Ваши, и за поздравление к празднику Рождества Христова. Я с радостью вижу из Ваших писем, что и Вы вспоминаете еще дни, составившие мне такую светлую и глубокую память. Пребывание в Оптиной пустыни я забыть не могу и искренне желал бы в течение жизни еще побывать в Вашей святой обители»327.
Конечно, Великий князь не мог забыть и того, как оптинцы провожали его до первой почтовой станции (он поехал на Белёв). «Архимандрит отец Исаакий, — писал он, — хотел проводить меня до первой почтовой станции. Мы ехали с ним вдвоем. В селах и деревнях навстречу выходили крестьяне с хлебом-солью, с иконами: везде радость, восторженные крики “ура”, благословения, приветствия; любопытные, ликующие и ласковые лица. Перед каждой избой вместо флагов развевались пестрые бабьи платки. Часа через полтора доехали до почтовой станции. Нежно простились с архимандритом Исаакием и отцом Анатолием»328.
Перед Пасхой 1888 года Великий князь Константин Константинович получил еще письмо от старца Амвросия. После обычного обращения старец писал: «Наступающий Светлый Праздник Воскресения Христа Спасителя как бы невольно побуждает меня поздравить Ваше Высочество с сим знаменательным и всерадостным христианским торжеством и пожелать Вам и Всему Августейшему Вашему Семейству встретить и провести радостные дни сии в мире, здравии и утешении духовном. Пользуясь настоящим случаем, позволяю себе представить при сем на благоусмотрение Вашего Высочества общее праздничное поздравление мое, посланное многим православным для душевной пользы, а Вашему Высочеству с особенною целью, чтобы содержанием того письма напомнить Вашему Высочеству о личной нашей беседе относительно того, какой великий вред душевный приносится чрез то, что простых солдатиков без всякой надобности на службе кормят мясною пищею в постные дни. Солдатики эти (которых теперь по новому положению в каждом семействе два, а иногда три), приходя домой, продолжают нарушать пост уже по привычке, подавая сим дурной пример другим, а чрез это мало-помалу развращается все Русское простое народонаселение; потому что свойство простого русского человека таково, что, если он решается волею или неволею нарушать пост, тогда он склонен бывает и на всякое другое зло. А за то и за другое неминуемо должно последовать наказание Божие.
Многие имеют обычай говорить, что нарушение заповеди о пище — грех маловажный, забывая, что за одно вкушение запрещенного плода прародители наши были изгнаны из рая. Все это пишу Вашему Императорскому Высочеству для того, чтобы Вы в удобное время передали и объяснили кому следует, что нет никакой надобности кормить солдатиков в постные дни мясною пищею, потому что капусту и картофель и постное масло везде можно иметь для солдатиков, и эта растительная пища для них обычна и безгрешна. А кроме сего, соблюдение постов во время мира подготовит войско к резким переменам пищи и во время войны, когда часто встречается неожиданный недостаток в ней.
Смиренно прошу Ваше Императорское Высочество простить меня великодушно и за дерзновение сказанного, и вместе за невежество, что не принес Вашему Высочеству всеискреннейшего благодарения за милостивое и снисходительное внимание Ваше к моей худости.
Призывая на Ваше Высочество и на Августейшее Семейство Ваше мир и Божие благословение, пребываю с верноподданническою преданностью Вашего Императорского Высочества недостойный богомолец многогрешный иеромонах Амвросий.
Г. Козельск. Оптина пустынь. Апреля 1888 года»329.
Великий князь отвечал старцу 8 мая того же года: «Глубокочтимый отец Амвросий! Откликаюсь на Ваше Пасхальное приветствие радостным ответом: воистину Христос воскресе! Примите мою благодарность за милое, доброе письмо и за общее поздравление, которое читал я с вниманием и искреннею признательностью. Слова Ваши глубоко запали мне в душу; Вы не можете сомневаться в том, что с Вашим мнением я согласен совершенно. Рад бы я был, если б мог по Вашему совету вывести из употребления в наших православных войсках принятие скоромной пищи в постные дни. Но такая благая мера, к сожалению, не в моей власти; я не только не могу провести ее, но даже лишен возможности повлиять своим мнением на тех, от кого эта мера зависела бы. В оправдание начальства скажу только, что, постановив скоромную пищу и упразднив постную, оно было движимо добрым намерением: думают, что пост мог бы вредно повлиять на состояние здоровья войск. Насколько такое мнение основательно, судить не мне. Нам остается уповать, что Ваш взгляд восторжествует над нынешним нежелательным порядком вещей.
Сегодня минул год со дня, как я впервые посетил святую вашу обитель, а завтра с любовью буду вспоминать часы, к сожалению слишком краткие, год тому назад проведенные в Вашей келии. Помолитесь Господу, дабы Он привел меня снова видеть и слышать Вас и молиться среди Вашей святыни.
Очень прошу Вас передать мою сердечную благодарность за поздравительные письма архимандриту Исаакию и отцу скитоначальнику. Будьте добры принять от меня вместе с ними недавно отпечатанную стихотворную мою работу; я начал трудиться над ней незадолго перед поездкой в Вашу благословенную пустынь, а окончил только через год, потратив много терпения и труда330.
Прошу Вас от всей души не оставлять меня дорогими Вашими молитвами и не лишать высоко мною ценимого благословения. Безгранично почитающий Вас Константин»331.
В последующие годы побывают в Оптиной пустыни и сам Великий князь Константин Константинович Романов, и его дети.
Из Оптиной пустыни Великий князь и П.Е. Кеппен ехали через Белёв, Лихвин и Калугу. Белёвские монастыри издавна имеют связи с Оптиной. В семи верстах от Белёва, в селе Долбино, еще живет Наталья Петровна Киреевская. Но Великий князь имел свой долг в этом древнем городе. Здесь в 1826 году скончалась Императрица Елисавета Алексеевна, супруга Императора Александра I, двоюродного деда Константина Константиновича. После смерти супруга в Таганроге она возвращалась в Петербург, но, убитая горем, скончалась во время остановки в Белёве, в губернаторском доме. Впоследствии это здание выкупило Государственное Казначейство и устроило здесь вдовий дом с церковью святой Елисаветы. Великий князь осмотрел дом и церковь, обнаружил множество недостатков и оказал значительную помощь и вдовам, и причту храма.
Глава 19. Духовные дарования старца Амвросия
«… Первая встреча с отцом Амвросием поражала посетителей, — пишет отец Ераст, письмоводитель старца. — Ожидая увидеть старца дряхлого, серьезного, строгого, молчаливого, глаза посетителя вдруг встречали радостное сухенькое старческое личико с добрыми проницательными глазами; [старец] с улыбкою и ласкою встреча[л] вас смиренно в полулежащей позе, в камилавке, черном подряснике, и уже благословляя[л] вас дрожащей сухенькой ручкою»332.
«Об отце Амвросии, — пишет одна паломница, — я ничего прежде не знала… <…> Я увидела его подле скита в старой-старенькой накидке, с палочкой в руках. Он шел легко и имел вид совсем не такой, как другие монахи, он шел, казалось мне, не касаясь земли. Я была сзади него; но он вдруг обратился в нашу сторону и благословил меня. Впечатление моего сердца было такое, что это, должно быть, дух Ангела во плоти»333.
«Говоря о силе слова старца Амвросия, — пишет отец Агапит, — не неуместно сказать здесь несколько слов и вообще о его обращении с многочисленными и разнообразными посетителями, а кстати, и о его внешнем виде. Наружное обращение его с ними вполне соответствовало его внутреннему благодатному, любвеобильному настроению души. Он всем желал добра и пользы душевной, но подавал каждому то и столько, что и сколько каждый мог вместить по своему душевному устроению. Люди, которые не нуждались в его духовных советах, а должны были видеть его по какому-либо делу, все отзывались о нем: “Очень умный человек!”. Старец мог говорить о всяком вопросе, поддерживал беседу столько времени, сколько требовало приличие, и расставался с такими посетителями. <…> Зато с преданными ему людьми батюшка был совершенно другой. Он всегда оставался добрым и ласковым, но в такие отношения влагал самую искреннюю задушевность. <…>
По виду батюшка отец Амвросий был благообразный старец, немного выше среднего роста и несколько от старости сутуловат. Будучи смолоду очень красивым, как передавали о сем знавшие его в то время лично, он и в старости не потерял приятности в своем лице, несмотря на его бледность и худобу. На голове спереди имел небольшую лысину, которая, впрочем, нисколько его не безобразила и даже как будто шла к его лицу, а назади несколько прядей коротких темно-русых с проседью волос; на лбу две-три морщины… глаза светло-карие, живые, проницательные, видящие душу насквозь… борода довольно длинная, редкая, седая, в конце раздвоенная.
Батюшку нельзя себе представить без участливой улыбки, от которой вдруг становилось как-то весело и тепло, без заботливого взора, который говорил, что вот-вот он сейчас для вас придумает и скажет что-нибудь очень полезное…
От живости батюшки выражение его лица постоянно менялось. То он с лаской глядел на вас, то смеялся с вами одушевленным молодым смехом, то радостно сочувствовал, если вы были довольны, то тихо склонял голову, если вы рассказывали что-нибудь печальное, то на минуту погружался в размышление, когда вы хотели, чтоб он сказал вам, как поступить в каком-либо деле, то решительно принимался качать головой, когда отсоветывал какую-нибудь вещь, то разумно и подробно, глядя на вас, все ли вы понимаете, начинал объяснять, как надо устроить ваше дело.