– О-о-о… – протянул Михали. Наверное, он такое и не предусмотрел. Все-таки для него это был первый и единственный брак.
Реа выгребла из нагрудного кармана пальто мелочь – в валюте федерации – и несколько запасных пуговиц, которые сперва приняла за монеты, а ошибку осознала только несколько секунд спустя. И еще кое-что – темно-серый кружок с едва различимым в полутьме узором.
Точно такую же монету запечатлел разведчик Лексоса. А письмо брата пришлось как нельзя кстати. Иначе Реа ничего и не заподозрила бы.
Впрочем, пока ей толком ничего неизвестно. Вероятно, монета для чего-то нужна, если ради нее в центре города состоялась тайная встреча. Осталось выяснить цель и прочие подробности.
– Спокойной ночи, – сказала Реа, укладываясь на бок.
Она видела янтарное мерцание свечей даже сквозь закрытые веки и слышала шаги Михали, но вскоре он задул все огни в комнате и лег в постель – с другого краю. Реа ничего не почувствовала – лишь то, как прогнулся матрас. Ни жара тела, ни прикосновений.
«Хоть какое-то благо», – подумала Реа, дожидаясь, пока Михали уснет.
Глава 19
Реа
Михали уснул далеко за полночь. Несколько часов молодые люди мучительно бодрствовали, наблюдая, как луна поднимается в небе. Наконец тишину нарушил протяжный, прерывистый храп.
Реа пока не понимала, что делать с монетой и со знанием того, что она у Михали, но бездействовать было нельзя.
Девушка быстро поднялась, отошла от кровати, тихо ступая в чулках, и оделась. Хорошо, что в Ксигори она чаще носила костюмы для путешествий. Платье выдало бы ее шуршанием юбок.
Реа подкралась к низкой тумбочке со стороны Михали, не потревожив сна супруга, и ощупала столешницу. Сначала ей попался подсвечник, затем лезвие ножа и лишь потом холодный металл. Девушка мигом определила нужную монету по весу и, прихватив ее с собой, выскользнула в пустой коридор, где свет фонарей бросал причудливые тени на стены.
В главном зале никого не было, только огонь играл в камине. Зимой его не тушили на ночь. Наверное, кто-то из слуг не спал, хотя Рее они не встретились. Или, может, Эвантия еще бодрствовала. Так или иначе, никто не помешал ей выйти в ночь на ледяной ветер.
Стражники на пирсе – а без них в Тизакосе не обойтись – так сильно удивились при виде Реи, что едва не рухнули в озеро. Их смутила просьба, но супруге сына наместника и дочери стратагиози нельзя было отказать, поэтому стражники отвязали лодку и помогли девушке сесть. Ветер дул все сильнее, и лодка покачивалась на воде.
– Я вернусь к утру, – обещала Реа, стараясь говорить с достоинством и пытаясь не обращать внимание на качку. – Если сын наместника обо мне спросит, скажите ему, что я отправилась на прогулку, – она нервно сглотнула и добавила: – На лодке, – прежде девушке не приходилось грести, и справлялась она с трудом, однако добралась до променада сухой, не считая холодного пота на лбу.
Реа привязала лодку и нырнула в паутину улиц, к площади с руинами церкви. В голове раздавался голос брата, твердящий, что ничего там нет, а сепаратисты не связаны с религией, но Лексос не слышал слов Михали, не видел пустого места, оставленного в напоминание о разрушенном здании.
Ночью улицы пустовали, за исключением редких компаний пьяниц, от которых несло алкоголем и еще чем-то, о чем не хотелось даже думать. Реа скрывала лицо под капюшоном, хотя никто в городе особо на нее не смотрел, прогулка с Михали и стычка с парнем наверняка не остались незамеченными. Теперь следовало вести себя осторожнее.
Монета лежала в кармане, а шаги по каменным плитам откликались эхом. Реа прошла вереницу лавок и магазинчиков, миновала переулок с тремя уличными псами и приблизилась к руинам церкви. Снег не лежал на камнях – кто-то смел его в сторону, причем недавно, – и можно было легко прикинуть очертания храма святых.
Он действительно был огромным, и Реа могла себе представить, каким ударом для Ксигоры стала потеря церкви.