– О чем вы? – оживилась Хризанти, и Лексос снова проигнорировал сестру.
Но она не расстроилась. Просто выглядела разочарованной.
– Мы с Васой нашли решение, – продолжал Лексос.
Ницос усмехнулся, ковыряя веточку ногтем.
– Вот как?
– Да.
– Полагаю, вы и про матагиос поговорили? – лениво проронил Ницос.
– Разумеется, – машинально ответил Лексос. На самом деле он и не думал про матагиос, хотя для доказательства того, что он убил отца, придется показать метку совету.
Ницос встал из-за стола. Он выглядел ужасно довольным собой, а кипарисовая веточка осталась лежать подле тарелки, согнутая в идеальное кольцо.
– Что ж, поздравляю, ты крайне предусмотрителен, – сказал Ницос и вышел из зала, не дожидаясь ответа.
Хризанти вздохнула.
– Было бы гораздо лучше, если бы вы вели себя вежливее друг с другом.
– Дело не в вежливости, – буркнул Лексос, протирая глаза. Юноша чувствовал себя уставшим и даже не мог вспомнить, удалось ли ему отдохнуть с тех пор, как он вернулся домой. – Ты многого не понимаешь.
– Наверняка поняла бы, если бы мне хоть на что-то намекнули. Хотя это, конечно, маловероятно, – проворчала Хризанти и взяла булочку из корзинки. – Можешь оставаться здесь. Вдруг тебе повезет – и ты увидишь Васу? – добавила она, жуя сдобное тесто. – Но компанию я тебе не составлю, – и сестра удалилась следом за Ницосом, шурша юбками.
В зале похолодало, сквозняк притушил пару свечей, но Лексос продолжал стоять, положив ладони на спинку стула. Он отчаянно хотел доказать отцу свою преданность.
Матагиос нельзя передать, прибегнув к традиционному ритуалу. Старший ребенок получает его только после смерти отца. По крайней мере, все так считали, но Лексос надеялся, что Васа способен передать его так же, и как другие дары.
Возможно, вместе они найдут способ.
Спустя длительное время двери распахнулись, и в зал широким шагом вошел Васа. Обычно он переодевался к ужину, чего требовал и от отпрысков, но сегодня на нем был черный пиджак с высоким воротом, что и днем. Ему удалось создать угрожающий образ, однако зрителей почти не осталось: из детей, на которых отец надеялся повлиять, в столовой был лишь Лексос.
– Что ж, – сказал Васа, пока слуга выдвигал стул. – Я заботился о детях более сотни лет, а они даже не сподобились прийти на ужин.
Порой Лексос гадал, не завел ли Васа детей исключительно для того, чтобы произносить при них важные речи.