– Твоя мама?

Он не был готов к встрече с Элизабет Зотт. Мало того что его занесло в дом, где прежде жил Кальвин, так теперь ко всему прочему здесь проживала женщина, которой он даже не смог дать утешения на похоронах Эванса. Известная атеистка-телеведущая. Чья персона недавно украсила собой обложку журнала «Лайф». Только не это. Надо скорее уносить ноги, пока она не застала взрослого мужчину наедине с ее дочкой в пустом доме. Боже! О чем он только думал? И как его угораздило попасть в такой переплет?

– Счастливо, – шепнул он Мэд, разворачиваясь к парадному входу. Но не успел он отворить дверь, как к нему подбежал Шесть-Тридцать.

Уэйкли!

– Мэд? – окликнула Элизабет, роняя на лабораторный пол сумку и проходя в гостиную. – А где же… – Она приросла к месту. – Ох…

Под ее удивленным взглядом чужой мужчина в сутане с белым пасторским воротничком держался за дверную ручку парадного входа.

– Привет, мамочка, – сказала Мадлен, напуская на себя непринужденный вид. – Это Уэйкли. Мой друг.

– Преподобный Уэйкли, – уточнил он, неохотно отрываясь от двери и протягивая руку хозяйке дома. – Первая пресвитерианская. Очень прошу меня извинить за беспокойство, миссис Зотт, – торопливо продолжал он. – Мне очень, очень неловко. Вы, конечно же, устали, у вас был долгий день. Мы с Мадлен некоторое время тому назад познакомились в библиотеке и – она совершенно права – стали друзьями; мы… я как раз собирался уходить.

– Уэйкли помогал мне с фамильным древом.

– Пренеприятное задание, – сказал он. – Совершенно необдуманное. Я категорически против таких заданий, которые вторгаются в частную жизнь семьи… но на самом деле я ничем не сумел помочь. К великому сожалению. Кальвин Эванс оказал очень большое влияние на мою жизнь… своими трудами… да, это, наверное, звучит странно, учитывая мой род занятий, но я восхищался этим человеком… был, можно сказать, его фанатом. Вообще говоря, мы с Эвансом… – Он осекся. – Еще раз примите мои соболезнования в связи с вашей утратой… я уверен, это не…

Уэйкли прислушался к себе со стороны. Его несло, будто речной стремниной. Чем дальше, тем больше настораживалась Зотт; под ее взглядом ему становилось страшно.

– Где Гарриет? – Она повернулась к Мадлен.

– По делам пошла.

С телеэкрана Элизабет Зотт говорила:

– У меня осталось время для одного-двух вопросов.

– Это правда, что вы химик? – прозвучало из студии. – А то в «Лайфе» сказано…

– Да, это чистая правда! – рявкнула она. – У кого-нибудь есть вопрос по существу?

У себя дома, в гостиной, Элизабет вдруг запаниковала.

– Надо это немедленно выключить, – потребовала она.

Но не успела дотянуться до панели управления, как зрительница из публики полюбопытствовала: