50

Лучше перестраховаться, чем потом сожалеть, и я играю, как Оливер и Минка в «Сороконожку». Я играю один — ты не знаешь о моей игре — и выигрываю. Цель проста: не оставаться с Номи наедине. Убиваю сороконожку каждый раз, когда она появляется на экране. Только я, разумеется, ее не убиваю. Просто ей нравится проводить со мной время, и на улице водятся жучки, одного из которых она сняла с моих волос. Впрочем, откуда мне знать наверняка, да? Сороконожка вовсе не злая, но мы болеем за солдата, за игрока, потому что сороконожка — враг. Я такой же директор борделя «Сочувствие», как и ты, и я могу взглянуть на все глазами Номи. Она потеряла отца. Ее дядя — ублюдок. Ее фальшивый дядя погиб в результате несчастного случая на охоте и растерзан дикими животными. А теперь у нее есть отчим. Сороконожка сбита с толку, хочет со мной сблизиться, и мой долг — сделать то, что лучше для сороконожки, а именно — держаться от нее подальше.

Невозможно жить в постоянном режиме боевой готовности, однако через четыре дня Номи уедет в Нью-Йорк, и больше никакой гребаной сороконожки. По крайней мере, пока не прибудет настоящая «Сороконожка» — игра, которую я купил для нас с тобой. Ты идешь на кухню, я наливаю тебе кофе, а ты говоришь, что у тебя нет времени. Тебе нужно успеть на паром. Эрин встретит тебя в Сиэтле, чтобы вместе пойти на встречу с дизайнером. Я подталкиваю к тебе кружку.

— Да ладно, дизайнер подождет. Встретишься с ним потом.

Ты отхлебываешь кофе.

— Джо, ты очень скверный человек.

Я улыбаюсь.

— Да, я такой.

Если б Номи здесь не жила — осталось всего четыре дня и три ночи, — я стянул бы с тебя юбку и перегнул тебя через стол, но Сороконожка — уже не Суриката — действительно здесь живет, и она сейчас рядом, роется в холодильнике в поисках «Ред Булла». Ты пилишь ее по поводу выбора напитка — «это пойло отравит тебе мозги», — и она огрызается в ответ — «он ничем не хуже кофе», — а я играю в свою игру, небрежно перемещаясь так, чтобы оказаться на противоположной от Номи стороне комнаты.

Ты не знаешь, какой у меня счет. Ты не заметила изменений в моем поведении с тех пор, как она коснулась моих волос. Однако я лучший игрок в истории — за последние четыре дня ни разу не оставался с твоей дочерью один на один.

Когда ты зеваешь и отправляешься спать, я следую за тобой.

Когда Сороконожка заглядывает в библиотеку, видит, как я собираюсь, и предлагает пойти домой пешком, я отвечаю, что мне нужно в Сиэтл, чтобы поискать одну книгу.

Когда я во дворе переворачиваю стейки на гриле (и никакой больше баранины!), а ты в доме нарезаешь овощи, и Сороконожка открывает дверь и спрашивает, нужна ли мне помощь, я улыбаюсь — вежливо — и говорю, что все уже готово.

У Сурикаты был никудышный отец, а поскольку я хороший отчим, я не позволю ей найти еще одного жучка в моих волосах. Не хочу, чтобы, оказавшись в Нью-Йорке наедине с новой жизнью, она о чем-то жалела.

Ты клюешь меня в щеку и собираешься уходить, а Номи здесь, и я должен тебя остановить.

— Погоди, — говорю, — неужели ты меня покинешь?

Номи смеется.

— На вас смотреть противно.

Ты говоришь, что тебе пора бежать на паром, а Сороконожка запрыгивает на стол, она в шортах, у нее голые ноги, и я прошу тебя остаться, и Номи снова стонет.