— Или чего покрепче? — предложил король. — В честь праздника?
— Нет, — отказался капитан. — Если с вечера не злоупотреблено, то с утра будет явным излишеством. Я лучше чаю.
— Действительно, — фон Такс решительно поставил бутылку под стол. — Ну, с чем пришёл?
Танкист немного помолчал, видимо собираясь с мыслями, а потом начал с вопроса:
— Мы же будем мимо Англии проходить?
— А что? — насторожился король. О предполагаемом участии Добровольческого Корпуса во второй части учений "Лиса и виноград" кроме него знали только товарищи Сагалевич, Берия-старший, корсиканский король Беня и генерал-лейтенант Раевский, который и составлял стратегические планы.
— Да мне это… побывать бы там. По семейным обстоятельствам. Можно даже отпуск за свой счёт.
Сказать, что фон Такс удивился — вообще ничего не сказать. Ну какие семейные обстоятельства могут быть у забайкальского бурята на территории Великобритании?
— Чего!?
Бадма вздохнул и рассказал грустную историю о Конраде Уильяме Бентинке, старшем сыне сэра Юджина Бентинка, четырнадцатого графа Портледского и Дорсетширского. О его большой и несчастной любви, о дуэли со счастливым соперником, об оскорблении величества словами и действиями, о стремительном бегстве из страны с архангельскими купцами.
И вот в далёком тысяча шестьсот девяносто девятом году судьбе было угодно забросить изгнанника в бурлящую от перемен Россию, да так удачно, что аглицкий немец Кондратий Бетинков полюбился государю Петру Алексеевичу в хорошем смысле этого слова. Рассудочная храбрость и хладнокровие мушкетёрского подпоручика проявили себя уже под Нарвой, когда предводительствуемая им рота нанесла врагу такой урон, что сам Карл Двенадцатый воскликнул в восхищении: — "Вот кого бы я оставил королём Швеции после себя!"
Слова эти некие недоброжелатели донесли до государя Петра Алексеевича, но он только посмеялся, приказав записать для потомков сей исторический анекдот. И мало того, пообещал после взятия неприятельской столицы собственноручно содействовать восшествию графа Бентинка на шведский престол. Увы, честолюбивым помыслам Конрада не суждено было сбыться, хотя прослыл он изрядным баловнем судьбы, родившимся под счастливою звездою.
В полтавской баталии также удача сопутствовала храброму англичанину, к тому времени принявшему православное крещение и считавшему Россию не токмо второй, но единственной родиной. Именно артиллерийские батареи майора Кондратия Евгеньевича Бетинкова, совершившие обходной маневр и ударившие наступающему супостату во фланг, и принесли победу русскому оружию. Исключительно кознями завистливого Меньшикова и можно объяснить прискорбный факт умалчивания истинных причин блистательной петровской виктории. А иначе… как знать, может и стояло бы имя доблестного воина в одном ряду с достойнейшими полководцами прежних времён. Но Его Величество случай изволил распорядиться совершенно иначе…
Незаслуженно обиженный Бентинк вернулся в Санкт-Петербург уже полковником, но печаль по украденной прямо из рук славе полностью изменила его характер. Последовал кратковременный, года на полтора, запой, результатом которого стали три выбитых зуба коварного Алексашки, да преизрядное количество рогов, украсивших головы многих, не минуя и государеву.
Пётр Алексеевич, помня былую свою приязнь, раздувать скандала не стал, а отправил новоиспеченного генерал-аншефа в "Иркуцкий острог, дабы помог оный вооружённою рукою брацким ясачным людишкам отбиться от набегов злобных мунгальцев". Да так и сгинул Кондратий Евгеньевич где-то на Ангаре, будучи вынужден со товарищи, числом десять, принять бой с войском местного князьца Тунгуя.
Но на самом деле Бентинк, оглушённый в том сражении ударом дубины по голове, попал в плен. Как выяснилось, почётный, потому что черноволосая и луноликая Булцыгма, дочь князя Тунгуя, с первого взгляда полюбила потерявшего память генерал-аншефа. Впрочем, о генеральстве своём Кондратий тоже позабыл и отныне носил гордое имя Тынык. Но недолго, так как из-за непомерной храбрости и лихости почти сразу же стал зваться Тыныкше-батаар, что на местном наречии означало "богатырь, ушибленный дубиной на всю голову". Сам того не сознавая, выполнил он наказ государя Петра Алексеевича — мунгальцы не только зареклись беспокоить рубежи российские, но и детям заповедали. А как же иначе, если стоит на страже тех рубежей длинноносый демон с громадной саблей, перекованной из фамильной толедской шпаги? От одного только грозного вида стынет кровь в жилах, а от боевого клича "эхщасвьябу" падают замертво даже кони. Такие, во всяком случае, ходили слухи по мунгальским кочевьям, и не находилось храбрецов, рискнувших это проверить.
Позднее неугомонная натура Тыныкше-батаара немало поносила его по свету — разграбление Запретного Города в Бейджине, морской рейд к Эдо, с последующим его сожжением, списанном на землетрясение, плавание с казаками за золотом в гишпанские земли по другую сторону большой солёной воды… И только в крайне преклонных годах, при царствовании императрицы Екатерины Второй, оставил почтенный воин ратные дела и собрался помирать, оплакиваемый восемнадцатью сыновьями и сорока семью внуками с двенадцатью правнуками. Перед самой смертью вернулась к Кондратию Евгеньевичу память, и рассказал он о тайнике, сделанном в родовом замке графов Бентинков в Портленде. Там, в холле, под лестницей, спрятана шкатулка с фамильным перстнем и документами, подтверждающими право на наследство. А старшему сыну, Бадме Кондратьевичу, отдал ладанку, в которой хранилась запись слов шведского короля, заверенная лично царём Петром Первым.
Впоследствии история потомков Тыныкше-батаара была не менее интересной и богатой на приключения, а семейная реликвия вместе с преданием передавалась из поколения в поколение, пока не дошла до нынешнего обладателя — танкиста-орденоносца, капитана Бадмы Иринчиновича Долбаева.
— Слушай, — спросил вдруг король, — а почему тогда у тебя фамилия другая?
— Нам они до революции и не полагались.