— Там костюмы радиозащиты, — сказал инженер. — И ружья. Целый шкаф. Зачем пожарным ружья?
Патриот смотрел на него налитыми кровью глазами и, похоже, собирался вот-вот разбить инженеру морду.
— Так, давайте-ка успокоимся все, — сказала мама-Пежо. — Детей напугаете.
Пацан из Пежо испуганным не выглядел — он откинулся в своей коляске и стукал пяткой в подножку. Кроссовки у него были неношеные, с чистенькими подошвами, все в маленьких человечках-пауках, и еще один был нарисован на майке.
Ну теперь-то чего орать, хотел сказать лейтенант и не сказал, хотя он-то целый час уже как все понял. А может, и с самого начала, когда увидел гермодвери. Которые отсекают газы, воду и радиоактивную пыль только в книжках, а так-то ни за чем особо не нужны, разве что дают тебе еще один день, последний, ну или два, которые можно прожить как-нибудь по-другому. Но нимфа, нецелованная, качалась на своих каблуках и пахла земляникой, и орать про это было рано. А то и вовсе без толку было орать.
— Погоди, — сказала белая-пребелая инженерша. — Погоди, стоп. А где Ася?
Инженер из Тойоты дернул щекой, и лицо у него перекосилось.
— У них там есть воздух, — сказал он вместо ответа. — Всё работает: свет, вентиляция. Всё как она говорила.
— Это же бред просто, — сказала инженерша. — Или шутка какая-то больная? Ну что ты несешь, Митя, ты же ерунду какую-то несешь.
— Сволочи какие, а? Господи, какие же сволочи, — сказала мамочка из Пежо, и некрасивые пятна начали сползать у нее по шее вниз.
— Батюшке постучите кто-нибудь, — сказала жена-Патриот. — Я ребят пока соберу.
— Куда? — спросила инженерша. — Да прекратите, вы себя слышите вообще?
— Саша, миленький, ну всё, — зашептала мама-Пежо, перегнувшись через коляску, — ну пожалуйста, всё потом, ладно? Сейчас детей соберем сначала, давай?
— Там не хватит места! — заорал вдруг очкастый инженер. — Вы понимаете меня? На всех там места не хватит. Там даже для половины места не хватит!
И все тут же замолчали. Прямо заткнулись, и только пацан в кроссовках со Спайдерменами радостно булькал и пускал фиолетовые пузыри.
— Где не хватит, не поняла? — спросила нимфа и, единственная, глядела при этом на лейтенанта. Хмурясь, как на чужого. Как если бы это он, лейтенант, был сильнее всех виноват.
Увести ее надо было отсюда, снова подумал он. В ту Шкоду зеленую, например, и хрен бы нас там нашел кто-нибудь. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 22:45
Ровно спустя два часа после того, как спасательная экспедиция во главе с чиновницей из Майбаха отправилась на другой конец тоннеля ломать стену, возле польского рефрижератора появился невысокий худощавый человек в очень грязной рубашке. Он был бледен, держался за левый бок и дышал так, словно пробежал марафон, но шагал тем не менее быстро и вид имел самый решительный, если не сказать грозный. Его прибытия, однако, поначалу никто не заметил; в конце концов, было уже почти одиннадцать вечера, и пять без малого сотен измученных автовладельцев по мере сил выполняли свою, не менее важную часть уговора: они как могли устроились на ночлег и к этому моменту почти все уже спали. Кто-то в машинах, кто-то в проходах между машинами и даже вдоль стен, так что пространство возле грузовика напоминало теперь ночной аэропорт, в котором из-за непогоды отменились все рейсы.
Мирная эта картина человека в грязной рубашке нисколько не успокоила, а даже как будто рассердила еще сильнее, потому что шага он не замедлил и начал пробираться к рефрижератору, нисколько не боясь потревожить лежащих на асфальте людей, а то и напротив, стараясь нарочно их потревожить. Тем более что при этом он громко, не переставая кричал:
— Братцы! Ребята, подъем! Не спать! — а затем еще и схватил жестяную банку фасоли и заколотил ею о железный борт грузовика.