Доктор побледнел и отступил, потому что представил вдруг то же самое очень ясно и почувствовал даже, как хрустят его ребра. Голос у женщины в синем звучал устало и ласково, и слова она вроде тоже говорила нормальные, но глаза у нее были безумные. Белые, с крошечными зрачками, как если бы она сошла с ума, а никто пока просто этого не заметил, даже собственное ее мини-войско.

— Я с вами не пойду, — повторил он громче, стыдясь и своего глупого страха, и глупого мальчика в резиновых тапках. И глупого своего, бессмысленного и запоздалого протеста. — Не имеете права! Оставьте меня в покое!

Лицо ее переменилось, и гнев проступил наружу; в каком-то смысле так было лучше, по крайней мере глаза и лицо теперь выражали одно и то же, но он по-прежнему не знал, что делать, если она в самом деле схватит его — как тогда, у автобуса. Или натравит своего Азазелло в казенной пиджачной паре.

— Вы врач, — говорила тем временем женщина в синем. — Это ваша обязанность, между прочим. Вы что, отказываетесь помочь?

— Так, ну короче, Склифосовский, — скучно сказал Азазелло, протянул скучную бледную руку, положил доктору между лопаток и толкнул. Несильно и почти не глядя, как толкают сквозящую форточку или бильярдный шар по столу, но спина у доктора сразу онемела и перестала болеть.

И тут дверь Ниссана Кашкай распахнулась, и в проходе появился его седой горбоносый владелец. Мальчик-Газелист, получивший белой дверью по затылку, очнулся и то ли отполз, то ли перекатился в сторону и снова замер там, потому что немолодой визит-профессор был страшен. Не как остальные, а по-настоящему, первобытно страшен. Льняная рубашка спереди вся у него была испачкана кровью, и роста он был могучего, даже выше огромной чиновницы, но дело было не в этом. А в чем, доктор понять не успел, он съежился при виде этого оголенного гнева, как съежилась — пускай на секунду — и уверенная женщина в синем костюме, и даже ее карманный убийца с пластмассовым личиком.

— Если вы сию минуту, сейчас же не уйдете отсюда, я убью вас, — сказал седой визит-профессор поверх голов, и неясно было, кого он имеет в виду — только чиновницу с ее карательным отрядом или всех, и доктора тоже.

— Да чего их упрашивать, не хотят, и не надо! — сказала худенькая девочка в джинсах, которую доктор поначалу не заметил и которой здесь точно было не место. Выглядела она не старше профессорских дочек и смотрела на доктора так, словно он действительно был виноват, и теперь еще больше, чем прежде.

Женщина из Майбаха увидела на профессорской рубашке присохшую фасолину с бурым томатным бочком, и во рту у нее стало кисло, а лампы над головой задрожали и расплылись. Что-то с ней все-таки было не так. Не хватало сейчас только хлопнуться в обморок, в десяти минутах от двери. Крошку-доктора можно было скрутить. Нужно было скрутить и тащить силой, но еще нужнее было ей наконец добраться до двери, подышать и остыть. Не откладывая, как можно скорее.

— Бог с ним, ладно, потом, — сказала она, повернулась к Ниссану спиной и пошла первой как могла быстро, не оглядываясь даже проверить, послушались добровольцы или нет. Или даже надеясь как будто, что они не послушаются. Ей опять представилось, что тоннель позади пустой — ни людей, ни машин, — и достаточно просто дойти до двери и закрыть ее за собой. А потом лечь на пол и выключить свет.

Через пару шагов ее догнала девчонка-регулировщица и по-школьному просунула руку ей под локоть. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 21:46

— ...Точно ни одного? Попробуй еще подумать. А медсёстры хотя бы? Может, фельдшеры, ветеринары? — Со спины психопатка из Майбаха снова напоминала завуча старших классов. Даже голос у нее стал учительский — строгий, но ободряющий. Что-то вроде на секунду сломалось в ней там, у Ниссана. Митя видел, как она поплыла, и обмякла, и почти удрала оттуда, как если бы вдруг испугалась. Или черт его знает, опомнилась, наоборот, и в безумной программе случился сбой. Только белый Ниссан не скрылся еще из виду, а она уже встала обратно на лыжню. И тащила за собой его дочь.

— Фармацевт был, по-моему. Это ж тоже доктор какой-то? — отвечала Аська, как будто стояла у доски. — Подойдет фармацевт?

— Нет, не доктор, но подойдет. Хорошо, молодец. А как выглядит, помнишь? Сможешь узнать?

Аська тут же влюбленно вспыхнула и закивала. Она даже шагать старалась в ногу.

— Извините, — сказал Митя, и обе они оглянулись с одинаковой досадой. — У меня вопрос. А вот этот человек у машины, вы его знаете? Что у него случилось? Мне показалось, вы знакомы.

— У него случилась большая трагедия, — сказала женщина-Мерседес сухо. — Он попал в заложники к бандиту и только что потерял жену. Ему очень сейчас тяжело. Еще вопросы будут? Рассказать, как мы заложников освобождали? В чем еще перед вами отчитаться?

— Нет, — ответил Митя. — Нет вопросов. Вы не против, мне с дочерью надо поговорить. Ась, на минуту.

Ладонь у Аськи была горячая и сердитая. Лет с двенадцати ее и обнять нельзя было толком, а уж взять на улице за руку — тем более, он себе так всегда и объяснял: она выросла, а подростки колючие, особенно девочки. Ничего он про девочек-подростков не понимал, а спросить было не у кого — ни у Саши, ни тем более у бывшей жены, — так что он смирился и старался не лезть, соблюдать границы. Но сейчас держал крепко, как десятилетнюю, потому что остался уже позади и пассажирский автобус — распахнутый, с какими-то тряпками в окнах, — и строительный синий фургон, а значит, тоннель почти закончился и тянуть дальше было нельзя.

— Ася, послушай меня, — заговорил он быстро. — Пожалуйста. Эти люди опасны. Нам вернуться нужно с тобой обратно прямо сейчас.